— Не болтай глупости!
— Я серьезно. Если быть до конца откровенным, то, когда ты стояла у алтаря рядом со мной, такая прелестная, такая настороженная, нося в себе моего ребенка, я и впрямь ощутил прилив торжества: наконец-то я поймал тебя!
Карен от изумления потеряла дар речи.
— И еще, — продолжал Майлз. Они стояли совсем рядом. Карен даже различала синеватые тени на его скулах и снова этот электризующий блеск серых глаз.
— Что такое? — еле слышно прошептала она.
— Вот уже два месяца я точно изголодавшийся бедняк. Ты меня за все это время ни разу пальцем не поманила, не считая одного-единственного случая.
— Но ведь и ты ко мне не подходил, — возразила Карен.
— Потому что не был уверен, что нужен тебе. Я думал, ты по-прежнему озабочена этими дурацкими приличиями и решила хранить целомудрие до свадьбы.
— Я просто боялась, — призналась она. — Ты однажды назвал меня речной нимфой. Но я очень изменилась и, возможно, никогда уже не буду прежней…
— Ты серьезно? — недоверчиво переспросил Майлз. — Неужто ты стыдишься перемены, произошедшей с тобой?
— Нет, но мужчины… — начала было Карен.
— Сдается мне, ты не так хорошо знаешь мужчин, как тебе кажется, дорогая, — перебил ее Майлз. — Я прямо-таки изнываю от желания — и не только полюбоваться тобою в новом обличии, но и прикоснуться, приласкать, поцеловать…
Карен недоверчиво глядела на любимого, не говоря ни слова.
— Вот почему я привез тебя сюда, подальше от дома. Чтобы ничего не нарушало нашего уединения, чтобы во всем мире остались только ты да я…
Новобрачная закрыла глаза и с блаженным вздохом прильнула к мужу.
— Ну как тебе? — полюбопытствовал Майлз позже, когда они лежали, обнявшись, на широкой двуспальной постели.
— Вполне благопристойно и прилично, — с серьезным видом прокомментировала Карен. — Тем паче для изголодавшегося аскета вроде тебя.
Опершись на локоть, Майлз окинул взглядом ее заметно округлившиеся формы.
— Жалуешься?
— Как сказать? Ты ведь знаешь мои предпочтения. Немного авантюризма…
— Причем с незнакомцами, — добавил он, лукаво усмехаясь. — Но мне казалось, что мы… или, скорее, ты решила вести себя исключительно респектабельно, как и подобает почтенной замужней даме.
— Почтенной замужней даме? — Карен резко села на кровати. — Не знаю почему, но именно сейчас я менее всего ощущаю себя респектабельной матроной. Я просто дразнила тебя. — Глаза ее озорно вспыхнули. — Все было просто расчудесно! Именно этого мне и не хватало последние два месяца!
— Карен! — Рассмеявшись, Майлз притянул жену к себе. — Знаешь, я не устаю тебе удивляться!
— Правда? Расскажи подробнее! — Она устроилась поудобнее, склонив голову на плечо мужа, и принялась теребить курчавые волоски на его груди.
— Ну, при первой встрече я был изрядно заинтригован, — начал Майлз свою исповедь. — От тебя веяло таким холодом… ни дать ни взять «синий чулок». Но чем больше я наблюдал за тобой, чем больше думал о тебе в одиночестве, тем чаще гадал: а какова ты в постели?
— Типично мужской образ мыслей! — фыркнула Карен.
— И мысли эти становились все навязчивее, пока я не понял: придется самому проверить.
— Майлз!
— И ты меня удивила. Я столкнулся с неотразимой обольстительницей, и действительность превзошла мои самые смелые мечты. Я понял: за элегантной, аристократической, холодной маской скрывается восхитительная, пылкая возлюбленная. Однако заглянуть под маску дано было мне одному, и никому больше.
Карен хотела было возразить, но передумала.
— Ты прав, — призналась она. — Ничего подобного со мной еще не случалось. Я и не думала, что такое возможно.
— Но бывали времена, — удрученно продолжал Майлз, — когда ты уходила в свой собственный мир, мир забот и обязанностей, и глядела на меня, точно на постороннего человека…
— Не может того быть!
— Помнится, пару раз, когда я заходил к тебе в офис, ты держалась столь отстраненно и столь холодно, что я с трудом подавлял в себе желание запереть дверь и заняться с тобой любовью прямо там, на роскошном письменном столе или на полу.
— Я и не знала, — потрясенно прошептала Карен, заглядывая в глаза мужа.
— И еще одно удивляет меня до глубины души. Ты зачастую просто не сознаешь, что со мной делаешь.
— И тебе это… обижает?
— И да, и нет. Когда я могу вернуть тебя, как вот сейчас, — Майлз легонько коснулся губами сначала одного соска, затем другого, и молодая женщина затрепетала и прижалась лбом к его груди, — я ничуточки не возражаю. Вот только не уверен, правы ли мы, подавая такой пример нашим детям…
Майлз осторожно накрыл ладонью ее округлившийся живот.
— Не двигайся, — еле слышно шепнул он.
— Почему? Мне так хорошо, — тихо отозвалась она.
— Если двинешься, я с собой не совладаю.
— Понятно. А если у меня та же проблема? — Аквамариновые глаза были абсолютно серьезны.
Майлз прерывисто вздохнул. Интересно, понимает ли она, насколько к лицу ей новые, округлившиеся формы? Как выгодно золото спутанных локонов оттеняет бледно-матовую кожу? Что чуть припухшие, потемневшие соски, обретшие поразительную чувствительность, заключают в себе непередаваемое искушение?
Карен чуть шевельнулась — и обоих снова закружил водоворот исступленной страсти…
— Что, на сей раз благопристойности было меньше? — прошептал Майлз спустя какое-то время, уткнувшись лицом ей в волосы.
— Ммм… — невразумительно отозвалась новобрачная.
— О чем ты думаешь? — спросил он, когда оба в блаженной истоме вытянулись на простынях, умиротворенные и счастливые.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — томно отозвалась Карен, и в ее устах озорная реплика Дика прозвучала обещанием новых восторгов.
— Карен, — Майлз притянул ее к себе, — видишь, что ты со мною делаешь. Теперь ты мне веришь?
— Верю, — тихонько подтвердила она, засыпая в его объятиях. И вера эта оставалась с ней вплоть до конца медового месяца.
На следующее утро после завтрака молодые решили пойти выкупаться.
Надев новый купальник — модель для беременных, — Карен пристально изучала свое отражение в зеркале, недовольно цокая языком.
Майлз удивленно изогнул бровь.
— Что такое?
— Сущий кошмар!
Сам по себе купальник был очарователен, но то, что отразилось в зеркале в целом, Карен явно не порадовало. Она досадливо дернула за украшенную оборками юбочку, что начиналась сразу от бюста и доходила до бедер, скрывая округлившийся живот.
