Неожиданный порыв ветра окутал меня, когда я, отчего-то поёживаясь, смотрела на место, где, по поверьям, некогда проводили культовые обряды, ритуалы, жертвоприношения, а сейчас бродят мощнейшие энергетические потоки, находятся биолокационные аномалии. Стало немного жутко, я вздрогнула и с облегчением почувствовала, как сильная рука Кира обнимает меня, прижимая к своему боку. Я ничуть не противилась такому поведению. Именно здесь, притиснутой к сильному телу, я ощущала иррациональное чувство защищённости, словно этот самый биолокационный эффект отбрасывал меня на несколько лет назад, когда присутствие в личном пространстве мужчины казалось естественным, даже незыблемым.
– Можно повязать ленточку, – шепнул Кир, показывая взглядом на ряд цветастых ленточек, лоскутков, тряпиц на прицепленной к камню проволоке.
– Чтобы вернуться? – я невольно улыбнулась. Глупая примета, но красивая. Цветастые, яркие лохматушки на фоне унылого окружающего пейзажа и пугающей атмосферы, покрытые инеем и льдом, выглядели живописно. – У меня нечего привязать, – я растерянно посмотрела на Кира, шаря в пустых карманах.
– В машине глянь, – пробурчал Богдан, обращаясь к Кириллу. Через минуту Кирилл вернулся с красной и синей тряпочкой в руках, одну протянул мне и подвёл к менгиру. Оставалось только привязать и загадать вернуться. Весной, например. Или летом.
А может… Я посмотрела на улыбающегося Кирилла Сафронова… Навсегда?
Пальцы, выпростанные из тёплых варежек, замерзали, когда я пыталась пристроить красный лоскуток среди цветных сосулек, обжигающих холодом. Мне помог Кир, накрыв мою кисть своей, прижимая горячую ладонь, скользя пальцами по пальцам чуть дольше и интимней, чем требовали обстоятельства.
Периферическим зрением я отметила, что Богдан направился за Тойоту, в итоге скрылся из вида, уводя за собой любопытных, жизнерадостных питомцев.
– Никогда не чувствовал ничего подобного, – тихо произнёс Кирилл, смотря на меня сверху вниз, не наступая при этом, оставляя мне место для шага назад, а я думала, что тоже не чувствовала ничего подобного. Не чувствовала так. Так щемяще, колко, на полные лёгкие. Будто все мои предыдущие отношения были жалким подобием того, что происходит сейчас. Может произойти.
– У меня есть с собой помада, – ответила я, нервно облизав губы.
А потом не чувствовала ничего. Ни прошибающих энергетических потоков, ни биолокационных аномалий, ни морозца, щипающего щёки и кончик носа. Лишь губы Кира на своих губах и непристойное, учитывая ситуацию и температурный режим, желание.
Сидеть на обратном пути рядом с Богданом стало ещё более неловко, чем до этого. Был бы на его месте жизнерадостный Егор, целующий украдкой Ольгу, смотрящий незамутнённым взглядом на дядю Андрея, игнорируя его недовольство, я бы ничуточки не смутилась. Взрослые, свободные люди имеют право на поцелуи в любом, даже самом неожиданном месте, в неподходящую погоду, но… Богдан же никак не реагировал на произошедшее, следил за дорогой, порой перекидывался репликами с Киром.
На одном из перекрёстков мы остановились, там уже стоял старенький минивен белого цвета. Из машины выбрался худощавый мужчина лет пятидесяти, взмахнул рукой, приветствуя нас, подошёл ближе к Тойоте. Мы с Кирилом тоже вышли, Богдан предварительно взял на поводки своих беглецов и встал рядом с нами. Дверь оставили приоткрытой. Овчарка не могла выбежать сквозь щель, а нам было отлично видно происходящее.
Собачья морда напряжённо вытянулась, повела носом, навострила уши, недоверчиво поглядывая на приоткрытую дверь. Мужчина подошёл ближе и негромко сказал:
– Алёна?
Овчарка встряхнула ушами, хвост с силой замолотил по полу.
– Алёнка?
Собака подскочила, с трудом размещая лапы в просторном салоне, запрыгнула на сиденье и уставилась в окно на мужчину, переминаясь с лапы на лапу, быстро семеня на месте, нетерпеливо поскуливая, размахивая хвостом, как лопастями самолёта.
– Ко мне, – сказал мужчина, разведя руки в сторону.
Кир в это время открыл дверь, и тощая туша рванула со всей мочи, на ходу запрыгивая на хозяина, который только и успел присесть, чтобы поймать любимицу. Никогда не видела, чтобы собаки плакали, я даже не верила в это, но в этот момент тощая Алёнка плакала. По мохнатым подпалам тянулись дорожки слёз, а огромный язык безостановочно лизал щёки, лоб и нос хозяина.
Потом мужчина разговаривал с нами, еле сдерживая слёзы. Звонил жене, детям, пытался всучить Богдану деньги, бесконечно благодарил, и всё это с огромной, тощей собакой на руках. Не было сомнений, Алёнку мы вернули домой, к любимому, переживающему за её хвост хозяину.
Я размышляла о том, что два человека, не думая, не рассуждая, не привлекая внимания, подманили чужую, потенциально опасную животину для того, чтобы спасти от голодной, холодной или в зубах хищного зверя смерти. Подвиг или безрассудство? Ни то, ни другое – просто стиль жизни, образ мышления.
Вечером, когда Кир покормил и немного позанимался со своими питомцами, от весьма приятного и недвусмысленного занятия нас отвлёк телефонный звонок. Егор звал в гости – отметить возвращение беглецов и «просто посидеть». Я кивнула, соглашаясь, Кир озвучил, и мы отправились в гости.
Дом братьев лишь внешне напоминал дом Кирилла Сафронова. У Кира внешнее и внутреннее пространство подчинено работе питомника. Два выхода, один из которых – в закрытый двор питомника. Два тамбура, один полностью выделен под нужды питомцев. На огромной кухне за большим столом собираются волонтёры из детского дома, и время от времени вся семья Сафроновых. Одна жилая комната с камином, телевизором, столом, креслами и диванами, застеленными покрывалами от собачьей шерсти, и комфортная кровать хозяина. Кладовки для бесконечного инвентаря, мешков корма. Небольшие, практически нежилые спаленки, на случай, если кто-то останется ночевать. Кирилл Сафронов построил свою жизнь, целиком и полностью подчинив хвостатым.
У братьев тоже была большая кухня, она же гостиная и столовая, и всего две спальни. Одна Богдана, другая Егора, вернее Егора и Ольги. Сестра Кира явно чувствовала себя как дома. Готовила, накрывала на стол, отдавала распоряжения не только Егору, но и Богдану. В ванной комнате расположились женские средства гигиены, а при входе стояла не одна пара обуви. Действительно, почему бы им не оформить то, что и так для всех очевидно, подумала я вскользь, впрочем, не моё это дело.
Положа руку на сердце, я не была уверена, что юридическое оформление фактических отношений необходимо. Если двое к браку не стремятся, значит, для этого достаточно причин. На моём несостоявшемся замужестве настаивали все, начиная с блистательных Люблянских, заканчивая почти венценосными Рихтерами. Мы с Вальдемаром считали брак делом времени, ожидая, пока юристы и экономисты с двух сторон придут к консенсусу и составят приемлемый для обеих сторон брачный договор. И только нечто внутри меня противилось происходящему, скребло с внутренней стороны грудной клетки, пока однажды не вспыхнуло, спалив чаяния двух благородных семейств на взаимовыгодное предприятие.
