— А наша реальность? Она может измениться?
Он кивнул.
— Да, вполне. Поскольку в отсутствие реального течения времени она будет во временном отношении к нашей вовлеченности в прошлое, это может втолкнуть ее в совсем непохожую временную плоскость.
Она опустила глаза.
— Значит… вопреки вашему первоначальному утверждению, что-то все-таки может произойти… то, чего не случалось в прошлом.
— Полагаю, да, миледи… Что-нибудь еще?
— Нет… пока нет.
— Я буду у себя в каюте.
После его ухода она закрыла дверь, но не на замок. Позволив полотенцу соскользнуть на пол, подошла к дивану и легла. Она знала, что он вернется, иначе и быть не может. И когда он вернется, его будет ждать радушный прием, такой же, какой раньше ждал других…
Нет, не совсем такой же, подумала она, нахмурившись. Он, в конце концов, будущий отец ее ребенка, ее… монстра. Но, ребенок ли, монстр ли, он будет плоть от плоти его, так же как и ее. И это, вдруг поняла она, совершенно уникально… и необыкновенно чудесно.
Когда стены комнаты начали мерцать, она растерялась. Нет, она не сомневалась, что они попадут во временной шторм. Но она ожидала, что, когда все начнется, он будет у нее в объятьях.
Потом она вспомнила, что слышала о временных штормах кое-что еще.
Подобно ураганам у них есть «глаз»…
Кросс приподнялся на диване, сел. Шторм остался позади. Леди Вероника лежала с закрытыми глазами. Она дышала тихо, почти незаметно. Выражение холодной циничности, подаренное ей цивилизацией, стерлось с ее лица, и сейчас оно походило на лицо маленькой девочки.
Теперь он ее знал почти так же хорошо, как и она себя…
И она знала его почти так же хорошо, как и он сам…
Он сидел, наблюдая за ней, и в нем росло незнакомое чувство нежности.
Потом он подумал: «Но она же звездная леди…»
Потом: «Но она же женщина, единственный тип женщины, который я мог знать и с кем иметь близость… мать моего ребенка, который будет…»
И потом: «Она провела меня. Она знала, она наверняка догадывалась…»
И потом: «Нет. У нее не было свободы воли, не больше, чем у меня. Свободы воли во время шторма нет. По крайней мере, не больше, чем порядочности, сострадания и любви в цивилизации, созданной и ведомой авантюристами…»
И потом: «Но это… Возможно, это любовь, а если и не любовь, то может превратиться в нее в других условиях, в другой обстановке…»
На Гоморре?..
— Гоморра, миледи.
Ее упакованные сумки стояли у двери. Она подняла одну, он взял другую. На ней было белое утреннее платье, ее волосы еще сильнее навевали мысль о спелой марсианской кукурузе, но глаза теперь не имели ничего общего с ледяными озерами Фригидии. Ведь ледяные озера Фригидии никогда не тают.
Она проследовала за ним вниз по спиральной лестнице к открытому люку. Он услышал вздох: перед ней открылся неожиданный вид — поля, фермы, леса, реки.
— Но это не Гоморра, — сказала она. — Где… где космопорт?
— По ту сторону гор. Но не беспокойся, о нас не забудут. Прилетят, заставят вернуться и пройти все бюрократические процедуры. Но я хотел, чтобы прежде ты взглянула на монстров.
Она обвела взглядом раскинувшиеся поля. Вдруг ее лицо побледнело. Кросс услышал, как она опять охнула, а потом — шум детских крыльев и беспечный утренний смех.
— Но почему?.. Они же не монстры! — Ее глаза широко раскрылись.
— Монстры — их родители и родители их родителей… По крайней мере, в глазах Совета Земли и корпораций, таких, как твоя и ей подобных. Какому-нибудь тираннозавру даже птица счастья показалась бы монстром… Понимаешь, для завершения мутации требуется три поколения — возможность этого Совет Земли не учел.
— Почему сейчас не учтет? Зачем скрывать этих дивных созданий?
— У корпораций мощное лобби. Представь только, как информация об этой эволюции, став доступной, отразится на их бизнесе. К тому же, подозреваю, у них врожденный страх перед ангелами. Но я уверен, что это вопрос времени: рано или поздно Совету Земли придется что-то решать, а тем временем «монстры» будут спокойно жить и развивать свое общество.
Первая гоморритянка, красивая голубоглазая девушка с крыльями амура, легко приземлилась на палубу шлюза.
— Добро пожаловать на Гоморру, — сказала она.
Вероника протянула руку, чтобы поздороваться.
— Ох… как же она восхитительна!
— Да, миледи. И все остальные тоже.
— Перестань называть меня «миледи»! А… мои правнуки тоже будут такие?
— Да, будут, миле… то есть Вероника. Но только не твои, а наши.
ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ
Ларами не переставал удивляться собственной меткости. Похоже, он просто не способен промазать! Вороненый револьвер в его ловкой загорелой руке выплевывал пулю за пулей, и с каждым выстрелом еще конокрад валился с седла, превращаясь в пыльную кучу тряпья.
Ларами слышал прерывистое дыхание Эллен за своей спиной и чувствовал, как ее ладонь мягко вжимается в его плечо. Он бросил на нее быстрый взгляд — и ее удивительная красота заставила его вздрогнуть, как будто от резкой боли. Она, как обычно, ободряюще улыбалась, живые блестящие глаза светились любовью и восхищением, а волосы у нее были как облако солнечного света — чистый и светлый символ Дикого Запада, бесконечных прерий, куда он приехал, чтобы жить и любить.
Еще один угонщик повержен — и револьвер защелкал вхолостую. Ларами быстро заменил его другим, который только что зарядила Эллен, и на неприятелей снова обрушилась яростная мощь огня. Но врагов было слишком много. Горохом они рассыпались по долине и теперь взбирались вверх на холм. Ларами знал, что не сможет обороняться до бесконечности: рано или поздно кто-то из них доберется до скалы, за которой они с Эллен нашли убежище, когда конь под ними упал. И тогда…
Он содрогнулся — не от страха смерти, а от ужаса перед тем, какая участь ждет Эллен, если они попадутся в лапы врагам. Куда страшнее смерти. Нет, он этого не допустит. Никогда! Ларами дотянулся до руки девушки и ободряюще похлопал ее. Но Эллен прочитала его мысли.
— Пообещай, что не позволишь им взять меня живой, — сказала она.
Ларами уклонился от ответа.
— Сдаваться рано, детка, — проговорил он сквозь зубы. — Пока есть, чем стрелять, им до нас не добраться!
Но надолго ли хватит патронов? Ларами меткими выстрелами выбил еще троих из седла. Даже если патронов хватит, продержится ли он, пока не подоспеет помощь?
Как будто в ответ на его мысли, револьвер снова застучал вхолостую. Хрипло рыкнув от ярости, Ларами схватил из руки Эллен заряженный и выпустил во врагов всю обойму. Шестеро всадников, вскинув руки, рухнули со своих коней, но остальных это не остановило. Наоборот, они разразились триумфальными воплями, как будто чувствуя, что с Ларами что-то неладно, и ринулись вперед с горящими глазами, одержимые похотью и жаждой крови.
