Окапи — как и прочие питомцы в вельде — не подверглись воздействию радиации и успешно плодились, однако число их по-прежнему оставалось мало.
Девушка так еще и не отошла от выстрела. Берк сел на платформу, положил винтовку поперек колен и ленивым взглядом окинул тело дикарки. Он ненавидел каждый его сантиметр, однако не мог не признать, что каждый сантиметр этого тела был приятен взору. По иронии судьбы, солнце подарило коже девушки золотисто-коричневый загар, по сравнению с которым кожа самого Берка имела цвет белый, как лилия. Правда, он сам по себе был человек бледный.
Он невольно задумался о своей нынешней любовнице: Юлалия Бернард была лучшим, что могла предложить улица Фривольностей, однако ее красота и белокурые пряди меркли, точно искусственные, по сравнению с живой и натуральной красотой смуглой дикарки. Юлалия ненавидела Берка всей душой, и он об этом знал; а еще она терпела его — но лишь потому, что он мог позволить себе куда более роскошное любовное гнездышко, нежели его соперники. Вот только человеку в его положении нужна была любовница поразительной внешности, а внешность Юлалии была самой поразительной.
Любовница поразительной внешности… А как насчет дикарки из резервации? Разве она не поразительна? Отмыть ее, приодеть и сделать прическу в соответствии с модой? Исправить грубые манеры, приведя их в соответствие с нормами середины XXVI века? Берк вообразил, как явится на предстоящий бал у мэра Олд-Йорка с ней под руку; картинка показалась волнующей, настолько волнующей, что когда девушка распахнула глаза, сердце его принялось бешено колотиться, и в висках застучала кровь.
Глаза у нее были насыщенного голубого оттенка. Едва их взгляд коснулся Берка, в них появилось отвращение. Тогда Берк нацелил ствол винтовки девушке в лоб и приказал:
— Вставай.
Та неохотно подчинилась. Берк достал из «бардачка» нейлоновую сеть и опутал ею девушку до пояса, оставив свободными ноги. Подтолкнул ее к платформе:
— Залезай.
Она резко обернулась и яростно сверкнула глазами.
— Не трогай меня, ниггер!
Тогда Берк замахнулся, хоть и знал, что не отвесит ей оплеухи. Он, Антон Берк, был неспособен ударить кого бы то ни было, даже дикарку из резервации. Исполнившись ненависти к себе, он повторил:
— Залезай.
На платформе места было для двоих; пристегнув пленницу, Берк пристегнулся сам, поднял платформу на двадцать метров и полетел обратно на базу. Западную окраину вельда обрамляли горы, и некоторое время на их туманно голубом фоне не было видно ничего. Постепенно, однако, проступили очертания высокого конусовидного корабля — его корабля, отремонтированного и восстановленного, а вскоре уже засверкал на солнце купол старой обсерватории, в которой размещались жилые комнаты. Позади нее, у подножья гор виднелись смутные очертания корпусов базы, а справа, в отдалении, пустовала военная часть банту.
Стоило на горизонте показаться силуэту корабля, и девушка уже не сводила с него глаз — до того момента, как они приземлились у обсерватории. Несмотря на то, что девушка испытывала к Берку открытое отвращение, картинка, которую он вообразил себе раньше, казалась ему все более и более интригующей. Имелся отличный шанс претворить план в реальность. Изгоев за браконьерство ждала смерть, и в свете такой альтернативы девчонка должна была стать очень даже сговорчивой.
Берк велел ей пройти под свод купола и по обшитому панелями коридору проводил в гостиную. Комната занимала всю дальнюю половину здания, а широкое окно, тянущееся от макушки купола до пола, открывало шикарный вид на поросшие джунглями склоны гор. Сняв с девушки сеть, Берк указал ей на трехметровый диван; девушка неохотно присела.
Берк не стал терять времени даром и сразу изложил ей свои намерения. Он стоял перед ней коренастым силуэтом на фоне горных склонов в окне и первым делом предупредил, что ее ждет в случае, если он сдаст ее властям; затем рассказал о своей идее. Когда он закончил, девушка сидела, будто кол проглотив и сверкая глазами от ненависти.
— Думаешь, я стану спать с тобой, ниггер? — требовательно спросила она.
Он хотел указать на то, что он — не негр, а просто цветной, и что негритянская кровь в его жилах значит не более чем негритянская кровь в жилах большинства современных американцев; правда, тогда у нее возникло бы ложное впечатление, будто он этой крови стыдится. Поэтому он пропустил эпитет мимо ушей.
— Ты станешь мне любовницей только номинально, — объяснил он, — а дактило-замок, который я установлю на любовном гнездышке, будет отзываться лишь на твое прикосновение. Уверен, ты понимаешь, какие преимущества получишь. Впервые с рождения ты забудешь о голоде, и вместо навеса из шкуры у тебя над головой будет полноценный кров. Появятся наряды — лучшие во всем Олд-Йор-ке, а еще ты станешь уважаемым членом цивилизованного общества. От тебя же требуется только одно: посещать со мной публичные мероприятия и делать вид, будто уважаешь меня и восхищаешься мною. Я в благодарность предлагаю коснуться тебя волшебной палочкой, а моя волшебная палочка — это надежные наличные деньги.
Она посмотрела на него с прищуром.
— Зачем это тебе?
— Мне… мне нужна девушка вроде тебя. Необычная, которая привлечет благосклонное внимание ко мне и моим делам. — Из кармана пошитой на заказ охотничьей куртки он извлек бледно-лиловый платок и промокнул лоб. Поразился, заметив, что рука дрожит. Убрав платок в карман, Берк глубоко вздохнул. — Если согласишься, тебя ждет еще один плюс в жизни.
— Слушаю?
— Этот участок земли я приобрел по двум причинам, — начал Берк. — Первая — его большой потенциал как охотничьих угодий. Вторая — космопорт и звездолет, которые шли к нему в довесок. Корабль — последний в своем роде, последний, построенный Всемирным бюро звездной эмиграции. Им так и не воспользовались, потому что когда его достроили, уже начались предсказанные ранее бури космической радиации, и улетать с Земли запретили. И корабль, и порт тогда перешли в собственность нового центра мирового правительства, Олд-Йорка, а когда немногие оставшиеся на планете банту телепортировались в город, и порт, и космолет стали никому не нужны. Мне они достались практически даром, а несколько месяцев назад, убедившись, что экстраполяции моего сейсмографа верны, я починил корабль. Когда начнется грядущая тектоническая революция, у меня — и только у меня — будет ключ к спасению, и я — один я — выберу себе попутчиков. Многих я, кстати, уже выбрал, но никого пока не известил. Мест на борту еще много.
Он замолчал, ожидая увидеть в глазах дикарки благоговейный трепет, но не нашел его.
— Позволь объяснить, — сказал он тогда. — В технической школе я изучал сейсмологию. Сегодня ее больше не дают, а робот-преподаватель отправился в утиль. Правда, этот предмет уже тогда не пользовался популярностью, но меня занимал. Занимал настолько, что и по сей день остается моим хобби. Сегодня, в подвале Вельд-билдинг в Олд-Йор-ке размещен мой центральный координатор, настроенный на сотни гиперчувствительных датчиков-сейсмографов в ключевых точках по всему миру. Координатор интерпретирует их показания, коррелирует и выводит результат на большую таблицу. Этот механизм я устроил потому, что ранние исследования убедили меня: века контролируемого климата вмешались в нормальные процессы охлаждения планеты и создали условия для возникновения нового вида тектонической революции. Со временем я лишний раз убедился в своей правоте и, благодаря эффективности этого механизма, могу предсказать начало конца с точностью практически до суток. Новая тектоническая революция состоится примерно — или же точно — седьмого июля, то есть менее чем через месяц.
