Берк принялся расхаживать по комнате, а когда вновь заговорил, голос его уже звучал немного громче:
— Правда, я пришел к выводу, что на сей раз, революция станет результатом расширения, а не сжатия. Горы не восстанут, но опустятся материки, а для начала пройдут ливни, каких человечество не видывало! — Он провел рукой по широкой дуге и, еще повысив голос, продолжал: — Все утонет, на поверхности останутся лишь верхушки высочайших гор, да и те превратятся в пустынные, как лунные моря, острова. Пусть сливки общества и их любовницы смеются за моей спиной, мне наплевать! Вот придет срок, и они запоют иначе: «Спаси нас, Антон Берк!» станут они просить. «Спаси нас, умоляем!»
Берк метнулся к широкому теле-окну и настроил его на изображение космопорта. Жестким, негнущимся пальцем указал на звездолет.
— Вот он, мой «Девкалион». Мой и больше ничей! Он доставит меня и избранных попутчиков на Альфу Центавра-6, и там я обосную новую колонию, намного превзойду колонию на Альфе Центавра-5, где живут неудачники, которые успели спастись от радиоактивных бурь. Свой новый дом я назову Асгард, в честь обители богов!
Он обернулся к девушке и посмотрел на нее победным взглядом. Все впечатление от речи портили его грушеобразное тело и круглая, как полная луна, рожа. Впрочем, Берк, к своему счастью, об этом не догадывался.
— В качестве моей любовницы, — продолжил он, успокоившись, — ты, разумеется, ступишь на борт первой.
Вот теперь-то она взирала на Берка с благоговением… или то был просто страх?
— Да-даже вперед твоей супруги?
Берк кивнул.
— Даже вперед моей супруги. В обществе Олд-Йорка, — принялся он пояснять, — брак — всего лишь союз, слияние. Моя супруга владела передней частью улицы Развлечений, которая нужна была мне для обустройства «Вельда». У меня же имелись деньги и деловая хватка, необходимая для того, чтобы эта часть улицы начала приносить доход. Потому мы и заключили брачный — или уж деловой — союз. Само собой, на корабль у жены прав нет: и судно, и космопорт оформлены исключительно на меня. А теперь назови имя — или прозвище, под которым живешь, — и я справлю нужные бумаги. Уже завтра ты сделаешься гражданкой Олд-Йорка.
Девушка встала с дивана и подошла к окну. Долго осмотрела на покрытые зеленью склоны и наконец ответила:
— А здесь очень мило.
Берк понял, что победил, и его переполнило облегчение. — Так как тебя зовут? — чуть хрипловато произнес он.
— Леа Волькертсен, — не оборачиваясь, ответила девушка.
— Сократим до «Волькер». — Изгои часто брали себе в качестве псевдонимов имена исторических личностей, чтобы приписать себе ложную родословную. Эта дикарка, скорей всего, понятия не имела, ведет ли она свой род от голландских переселенцев, британцев, прибывших следом, или от американских экспатриантов, эмигрировавших в Южную Африку в конце XX века, когда у них на родине победила десегрегация.
— Я извещу робота-дворецкого о твоем присутствии, и он позаботится о тебе. А еще о том, чтобы ты не покидала этот дом. Я приду за тобой утром.
Она так и продолжала смотреть в окно на горный склон. Постояв еще немного, Берк зло развернулся и вышел. По спиральной лестнице поднялся в спальню, где переоделся в обычный костюм пастельных тонов. Потом вызвал робота-дворецкого, оставил ему необходимые указания и вышел. На охотничьей платформе вернулся на базу.
От ангара до павильона Сафари было всего несколько шагов. Жена Берка, Памела, проводила краткий инструктаж с полудюжиной клиентов. По пути к телепорту Берк предусмотрительно — и заискивающе — улыбнулся каждому. Сегодня Памела надела прозрачную желтую блузку и песочного цвета бриджи; медно-рыжие волосы были уложены по последнему писку моды: разделены посередине, справа заплетены в косы и убраны за ухо, слева расчесаны так, будто разлетаются по груди. Лицу Памелы это придавало аристократический вид. Когда Берк проходил мимо, она взглянула на него умными серыми глазами — но не искренне; искренность все привлекательные женщины прятали от Берка.
Растянув губы в пустой улыбке, Берк мысленно послал ей проклятие. В минуту слабости он включил супругу в мысленный список попутчиков, но сейчас — с диким злорадством — вычеркнул.
Отперев телепорт, он перешагнул северо-западную часть Африки, Атлантику, Бруклин — этот город-призрак — и Ист-Ривер и оказался на мезонине Вельд-билдинг. Он так часто совершал переходы, что уже не замечал покалывания в нервных окончаниях. По мраморным ступеням он спустился в главный вестибюль как ни в чем не бывало, словно только что покинул кабину одного из частных лифтов, которая доставила его в башню, принадлежащую ему и Памеле. Вот он вышел на улицу Развлечений и взмахнул рукой, подзывая аэротакси.
Улица пролегала на месте бывшей Парк-Авеню, jtohho так же, как Олд-Йорк стоял на месте бывшего Нью-Йорка. Одна перемена в названиях произошла после того, как на Альфе Центавра-5 основали свой Нью-Йорк, а другая — после постисходной перестройки Манхэттена, единственной части города, все еще пригодной для проживания. А еще, отчасти, благодаря исчезновению последних капель пуританства из натуры самих перестройщиков — когда выяснилось, что, вопреки прогнозам, бури космической радиации не изменили их гены и не породили неизбежных мутаций, но сделали людей бесплодными и заодно впятеро продлили им жизнь. Олд-Йорк стал одновременно и Вавилоном, и Содомом, и Гоморрой. Кроме самоизгнанных белых дикарей, которым в праве эмигрировать отказало Объединенное правительство Востока и Запада (созданное несколько веков назад, когда даже холодная война остыла окончательно), да разбросанных тут и там прочих примитивных племен, там жили все. А почему нет? Местные телепортаторы обладали максимальной транспортной мощностью и могли перенести в любой, достойный посещения уголок мира; и, что важнее, они обеспечивали доступ к автоматизированным фермам — богатейшим источникам пропитания на Земле. Стоило попросить — и можно было получить непыльную работенку. Деньги текли непрерывным потоком, точно вино. В мире еще оставались люди, обеспеченнее прочих, и на улицах по-прежнему встречались путаны; правда, не осталось больше бедняков, а путаны выходили на улицы по собственной воле. На планете, где некогда обитало три миллиарда душ, поселившиеся в нужном месте полмиллиона могли уже не отказывать себе ни в чем. Они и не отказывали.
Такси подняло Берка над землей и быстро пронеслось над улицей Фривольностей, ранее известной как Пятая авеню, и опустилось в Садах Афродиты (Центральном парке). По зеленой лужайке были разбросаны круглые дома, напоминающие чашки на блюдцах или эскадрилью недавно приземлившихся НЛО. Дом Берка был тут самым большим. Велев водителю-андроиду ждать, Берк вышел из такси на бетонную площадку и проследовал к дому за живой изгородью. Нажал большим пальцем кнопку дактило-замка.
Дверь открылась, и он вошел в просторную гостиную, главной достопримечательностью которой было временное окно с диагональю в два метра. Огромная и сложная хроносетка вылавливала из прошлого любые моменты, интересные зрителю, и выводила их на экран; а в соответствии со стандартами современной архитектуры она функционировала еще и как своеобразный нижний ярус потолка. Если не считать крупного шкафа, который, собственно, и вмещал временное окно, мебели в комнате больше не было.
