Великолепие это было выше всякого понимания, и Кристофер Старк невольно опустил взгляд, а когда поднял — созвездие исчезло, хотя какие-то его части все еще оставались.
Никуда не делись сверхновые, что служили рыбаку глазами, равно как и космический шторм, бывший его волосами. Острова Вселенной — его живот — по-прежнему слабо пульсировали в безбрежном пространстве, а туманности — ноги и торс — отбрасывали красно-золотое сияние. Однако увидеть картину в целом не получалось. Лишь разрозненные детали, не желающие складываться в единый образ.
«Да и было ли то созвездие на самом деле, — размышлял Крис, отбивая перфокарту с координатами Европы. — Или это игра воображения? Спроецированный подсознанием желанный образ, вплетенный в канву близлежащих космических феноменов?» Знать этого Крис не мог, но в одном не сомневался…
Он и был тем звездным рыбаком.
Чтобы получилась Европа середины XXIII века, уберите юность в ямочках ланит, смех, целящий от кручины и стирающий морщины
[11]. Уберите теплый свет солнца и ласковые дожди. Уберите пение птиц и цветы, что произрастают из земли, и уберите вино — мудреца и алхимика, что превращает разом в пыль золотую жизненный свинец
[12]. Затем подкиньте в небо пылающий желудь и назовите его солнцем. Чтобы получилась Мильтония, рассейте по замороженной топи Уныния
[13]> пригоршню панельных домов и добавьте к ним два дома побольше: один — со шпилем, пронзающим хмурое небо ржавой иглой, а другой — с восставшими, подобно фаллосам, трубами, извергающими густой зловонный дым. Дом со шпилем — неопуританская церковь, а знание с трубами — фабрика, на которой производится омазон, единственное, что есть ценного на Мильтонии. Дабы получились Кальвинвилль, Браунсвилль, Хатчинсон-Корнере и Баньянтаун, проделайте вышеупомянутые действия ровно четыре раза. Далее разбросьте пять городов по широкому кругу, а в центре поместите космопорт Европа. Осталось разместить на карте еще три фигуры: башня, в которой круглые сутки лениво несет вахту гарнизон Космического флота Новой Земли; казармы, в которых отдыхает персонал, и топливная станция. Башню поместите на периметре космопорта, а рядом выройте две ямы: в первую опустите казармы, а во вторую — топливную станцию.
Стоя у окна башни, Кристофер Старк наблюдал, как тяжело тащится по колее снегоход. Перед снегоходом ехал небольшой транспорт, а в нем — вестник, которого оператор башни отправил в Мильтонию с новостями: прибыл корабль, на его борту — неопознанный мертвец. Мертвеца выловили в архипелаге Альфы Центавра, при нем была фотография Присциллы Петровой. На широком сиденье в снегоходе разместились мужчина и две женщины.
Дождавшись, пока небольшой конвой достигнет пункта назначения, Крис спустился по лестнице к шлюзам в основании башни. Проглотил кислородную таблетку и вышел на холодный разреженный воздух. Присциллу узнал сразу, даже закутанную в объемистую парку. К ней и обратился, как только снегоходу, попыхтев, остановился:
— Меня зовут Кристофер Старк, — сказал он, отдавая девушке снимок. — Человек, которого я нашел, видимо по всему, ваш дедушка.
Она взглянула на снимок глазами цвета зеленого золота, тогда как Крис жадно всматривался в ее профиль. Да, это была она — он знал это всем своим существом, — и его душа пела.
Наконец Присцилла спрятала снимок в карман и посмотрела на него сверху вниз:
— Пожалуйста, покажите тело.
Крис кивнул. Присцилла, а следом высокий мрачный мужчина — ее батюшка — и кряжистая женщина — ее матушка — спустились на землю и проследовали за Крисом в башню. Там поднялись на второй этаж, где на складе на импровизированной койке, завернутый в брезент лежал мертвец. Крис приоткрыл его лицо, и трое из семейства Петровых некоторое время смотрели на застывшие черты. Наконец Присцилла подняла взгляд на Криса:
— Не оставите нас ненадолго, мистер Старк?
Он стоял в тусклом свете угасающего дня и пытался закурить сигарету. В разреженной атмосфере ничего не получалось. Наконец Крис щелчком отправил сигарету в сторону заходящего солнца-желудя.
К нему подошла Присцилла.
— Это тело моего дедушки, — сказала она. — Отец моего отца. Отец матери умер, когда она была еще ребенком. — Помолчав, девушка нерешительно добавила: — Не хотите отправиться с нами, в наше скромное жилище и погостить, пока не закончится срок вашего пребывания здесь? Это наименьшее, что мы в силах предложить в благодарность за ваше доброе дело.
— Благодарю, — ответил Крис, едва скрывая восторг. Взглянув на горизонт у нее за спиной, он вздрогнул — там вспыхнули огни, над всей линией, насыщая небеса мертвенной бледностью.
Присцилла обернулась, пытаясь понять, что его встревожило.
— Не стоит пугаться, — сказала она, догадавшись. — Это восходит Юпитер.
По пути в Мильтонию, сидя в тележке рядом с телом мертвеца, Крис наблюдал за восходом планеты. Поначалу Юпитер напоминал чудовищную полосатую скалу, восстающую из окаменевшего моря. Затем на его боку появилось красное пятно, и сравнение умерло само собой: никакая это не скала, но жаждущий мести Полифем, во лбу которого горит единственный глаз. Метафора, однако, оказалась столь же натянутой, сколь и первое сравнение. Небеса словно разлетелись в клочья, открывая путь огромному и неспокойному гиганту, что не был ни луной, ни солнцем, ни планетой, но воплощением ада. Мало того, сама Европа, охваченная тусклым красным сиянием, словно обратилась долиною Смертной Тени.
Тягач медленно полз в тени, и сквозь тарахтение двигателя пробивались молитвы троих Петровых. Еще ни разу Кристофер Старк не видел Юпитер так близко, и его вера, унаследованная от родителей, состоящая из доброго слова, елок на Рождество, пасхальных корзинок, индеек, клюквенного соуса, процветания и милосердного и всепрощающего Бога, казалась ему в тот момент совсем неуместной. На Европе человеку требовался Бог суровый, способный забрать око за око, способный бороться и победить дьявола на его территории его же оружием. На Европе логично — и в равной степени неизбежно — было ждать появления именно такого Господа.
Поминки длились семь дней. На Европе день почти не отличался от ночи, но все же восемнадцать часов — сутки, за которые луна обращалась вокруг Юпитера, — делили на три равные части: утро, день и ночь. По утрам мать Присциллы бдела над покойником в пристроенном к дому холодном сарае; днем ее сменял муж, а ночью наступал черед Присциллы. Рядом с ней сидел Кристофер Старк.
