Нетрадиционное получалось ухаживание, хотя нетради-ционности в нем было не больше, чем безнадежности. Кристофер Старк говорил, а Присцилла Петрова слушала. Он рассказывал ей о космосе, о звездах и рыбках, о дворце наслаждений, который однажды построит в собственном Шанду… правда, с местом еще не определился. Когда же эти темы не нашли отклика в сердце Присциллы, Крис заговорил о книге, которую однажды напишет. Когда и это не возымело эффекта, он сдался на волю обезумевшего тигра и поведал о женщинах, которых некогда знал, пополняя их скудные ряды за счет числа выдуманных. Открыто он не говорил, что все они готовы были ему отдаться, но делал на это прозрачнейший намек. Тогда Присцилла одарила его долгим и холодным взглядом, а тишина, последовавшая за этим, смущала даже больше, чем молчание девушки.
Наконец, отчаявшись, Крис открылся и прямо сказал то, что намеревался сказать. Это было в последнюю, седьмую ночь. Днем температура воздуха поднималась чуть выше точки замерзания, и в сарае стоял запах смерти.
— Я понимаю, — начал Крис, — что поминки священны, но и любовь тоже священна. А раз я завтра отбываю, то, думаю, вправе сказать: едва взглянув на вашу фотографию, я сразу же…
Присцилла поднялась на ноги:
— Желаете стакан воды? — спросила она. — Я принесу.
Не дожидаясь ответа, она покинула сарай.
Когда она вернулась и протянула Крису стакан, он постарался коснуться ее руки. Присцилла отшатнулась, точно от прокаженного. Тогда в порыве ярости Крис схватил ее за руки и притянул к себе. Стакан упал и разбился. Крис целовал ее локоны, выбившиеся из-под чепца, ее лоб, губы. Вонь разложения усилилась и висела в комнате зловредными испарениями.
Наконец он отпустил ее и отступил на шаг. Присцилла точно окаменела, лицо ее сделалось белым. От нее веяло холодом, зато в глазах зажглось крохотное золотое пламя. Крис даже слышал, как оно потрескивает.
— Простите, — сказал он, ошеломленный собственным поступком. — Мне очень жаль.
Не говоря ни слова, Присцилла отвернулась и опустилась на колени у грубо сработанного гроба. Склонив голову, она заговорила:
— Отче, всемогущий и карающий, взыщи, как сочтешь нужным, за отступничество, свершенное пред лицом Твоим сей ночью, но даруй нам назавтра милосердие Свое, дабы сей паломник Твой, что наконец вернулся в дом, узрел милостивое сияние Твоего солнца, прежде чем опустится в пучину ада. Даруй также ему силы, дабы выдержал он пребывание в чистилище и покинул его, возвысившись, придя к Твоим вратам сияющим. Аминь.
Кристофер Старк на цыпочках вышел из сарая.
Должно быть, молитвы Присциллы были услышаны: утро выдалось ярким и солнечным, насколько ярким и солнечным оно могло быть на Европе. Дабы на похороны могли явиться все жители поселения, работы на фабрике по производству омазона остановили — как и на далеких полях, где выращивали похожее на лишайник растение. Отсидев вместе с мильтонцами мрачную церемонию в церкви, Кристофер Старк вместе со остальными отправился на кладбище. Угрюмые лица взрослых и детей как нельзя лучше соответствовали траурным речам баньянескного пастора, но когда гроб наконец опустили в свежевырытую могилу, не было пролито ни слезинки. И в самом деле, когда все три члена семьи Петровых бросили в яму по пригоршне снега со льдом, Крису показалось, будто печаль их — и остальных мильтон-цев — вызвана вовсе не похоронами, а их окончанием.
Позже днем отец Присциллы вернулся в поле, а девушка с матерью отправились работать на фабрику. Оставшись в доме один, Крис расхаживал взад-вперед по комнате, освещенной голой электрической лампочкой под потолком. Дольше он здесь оставаться не мог: его катамаран, заправленный и нагруженный провизией, ждал на приколе. Трюм был пуст и жаждал принять в себя свежий улов, как жаждал принять в себя пачки купюр бумажник Криса. Его катамаран? Ну нет, не совсем его. Спасибо мотовству, которому Крис давал волю в домах развлечений Нового Вавилона: сумма выплат за судно была не меньше, чем количество девушек в тех домах, где Крис бывал. Нет, оставаться он больше не мог, но и улететь тоже. Он заболел Присциллой Петровой, а вылечиться мог, лишь овладев ею. Сурдинка, что высокие моральные правила ее веры заставили надеть на рог женского естества, лишь заставляла этот рог реветь в ушах Криса.
Уедет ли она с ним? Невысказанный вопрос показался Крису столь абсурдным, что он почти расхохотался в голос. Нет, Присцилла с ним не полетит. По своей воле — точно.
Крис замер на середине комнаты. Резкий свет лампочки выхватывал убогую обстановку всю до последней детали: примитивный каменный очаг, в котором горел неуместный электрический огонь; анахроничный железный чайник, неуместно висящий над раскаленной спиралью; жесткие стулья с прямыми спинками; узкие окна, почти не пропускающие свет; кривая лестница, ведущая на продуваемый сквозняком чердак. Разве это преступление — забрать женщину отсюда? Разве не милосердие? Катамаран рассчитан на троих, поэтому для двоих места хватит за глаза, а припасов — на добрых полгода. За это время Крис уж точно добьется любви Присциллы, а если ее ненависть сохранится и девушка выдвинет обвинения в похищении, то это будет схватка между его миром и ее — если, конечно, он сумеет выкрасть ее без свидетелей. А, впрочем, их показания не будут ничего стоить.
Внезапно Крис вспомнил о гипнокамере: он прикупил ее, повинуясь внезапному импульсу, во время последнего визита в Новый Вавилон. Единственное назначение прибора заключалось в том, чтобы гипнотизировать объекты перед объективом на момент съемки, однако в определенной ситуации он мог стать даром Божьим. Крис достал из сумки прибор и прочитал инструкцию; дрожащими пальцами выставил гипнотаймер на максимум. Отдел на фабрике, в котором трудилась Присцилла, открывался на час раньше и закрывался, соответственно, тоже, в отличии от отдела, в котором трудилась ее мать. Отец же Присциллы задерживался в поле еще дольше. Если только Присцилла не откажется сфотографироваться, то до ее похищения остается несколько часов.
Крис немного побаивался, что Присцилла откажется, но та согласилась без колебаний. После этого осталось приказать ей собрать вещи, забраться с ним в снегоход, а в космопорту создать впечатление, что садится на катамаран по собственной воле, чтобы чиновник из КФНЗ не заподозрил неладного.
Крис стартовал, устремившись вверх, точно восставший на небеса дьявол.
Узел управления гравитацией автоматически задал нужные параметры, а искусственный интеллект катамарана вывел судно на подходящую орбиту вокруг Европы: на ней суденышку Криса предстояло держаться, пока стандартная рабочая процедура не сменится чем-нибудь вроде данных с конкретными координатами. Кристофер Старк времени зря не терял: подготовил их и ввел в компенсатор пространственно-временного нексуса — стандартного бортового устройства, стирающего расхождения во времени при полетах на транссветовых скоростях. И вот, когда катамаран оставил орбиту спутника и начал ускоряться, Крис покинул рубку и направился в небольшую каюту, где томилась Присцилла.
Она уже некоторое время как отошла от гипноза и лежала на койке, глядя в потолок невидящим взором. Встав на пороге, Крис сказал: