Книгу он переписывал четыре раза, пока не овладел в достаточной степени языком — чтобы сказать то, что хотел, и именно так, как должно. Добившись мастерства, выбросил четыре прежних варианта и взялся за написание пятого. Слова теперь изливались свободно; сцены, наконец, обрели глубину и цвет, действие вырвалось из болота банальных фраз и расправило крылья. Крис писал о себе — или думал, что пишет о себе. Его героем стал он сам — такой, каким он себя воображал. Это ничего, ведь мало кто из романистов наделен честностью Стендаля, да и Стендаль частенько позволял себе небрежность, когда описывал себя. Протагонистом у Кристофера Старка стал звездный рыбак по имени Саймон Питерсон, высокий, широкоплечий, ладно сложенный, умный и красивый. По сути, полубог. И, как многие полубоги, — со своей ахиллесовой пятой. Его ахиллесовой пятой были женщины. Рыбак, промышлял он не только рыб, но и женщин: и там, и там успехи его были колоссальны. На заднем фоне маячило созвездие Исполинского Звездного Рыбака, которое Крис мельком видел, — казалось, лет сто назад — и тенью над повествованием висел сам космос. Название пришло само собой: «Морские рыбы».
В конце четвертого года, зайдя в Нантакет-2, он отослал рукопись в одно из издательств Нового Бостона и стал ждать ответ. Ждал полтора месяца: к концу этого срока успело устареть обвинение в ограблении, выдвинутое против него в Новом Вавилоне, и врата этого города вновь открылись для Кристофера Старка. К тому времени, когда ответ, наконец, пришел, Крису не терпелось отчалить. Его тянуло к кукле Ганди — еще неудержимее, чем прежде.
Период воздержания не исцелил его, а лишь усугубил жажду, которую он пытался притупить; недомогание обернулось серьезной болезнью.
Но если воздержание не принесло эффекта в одном, в другом вознаградило сторицей: издательство заинтересовалось книгой. И когда Крис наконец отправился на Тефию, его счет в банке на Нантакете-2 — и без того немалый — увеличился на аванс от издателя. К тому времени Крису исполнилось тридцать четыре: осень его юности миновала, но впереди была зима, а зима для рыбака — милейшее время года. Что ему и предстояло проверить.
Прежде чем отправиться на поиски Присциллы, Крис наведался в полицейский участок и сдался. Выпустили его менее чем через час, напутствовав гневным предупреждением, чтобы не распускал рук, и столь же гневным предупреждением, что уж в следующий-то раз Большой Брат будет следить за ним и, если что, накажет обязательно. Крис посмеялся и отправился в Рыбный переулок. На дворе было первое апреля 2253 года.
Правда, на сей раз Крис не стал заходить в первый попавшийся бар, где подавали стонг. Не зашел он и во второй, и в третий. Вместо этого принялся систематически заглядывать в теневые конторы, где справляли поддельные документы. Сведения, которые он искал, было нелегко раздобыть, однако синие купюры умеют развязывать язык; и вот, в шестой по счету конторе сутулый старичок вспомнил-та-ки, как пять лет назад к нему наведался клиент, подходящий под описание Криса. Да, сказал старик, она заходила. А запомнил он ее благодаря странному наряду. Как было ее имя? Его старик тоже запомнил — из-за странного звучания: Петрова. Присцилла Петрова. Нет, покидать Новый Вавилон она не собиралась. Напротив, старику показалось, что решила обосноваться здесь.
Крис поморщился. Он бы сэкономил полсотни синеньких, просто заглянув в телефонный справочник. Так он и поступил, покинув Рыбный переулок. В справочнике нашел всего одну Петрову — мисс Присциллу Петрову. Крис облегченно вздохнул: значит, она все еще не замужем.
Может позвонить ей?
Да нет, не стоит. Куклы Ганди, может, и холодны, но у них есть привычка выключать визифоны. А еще они могут закрыть дверь у тебя перед носом — если только не успеешь вклинить ногу. В справочнике был указан адрес: аллея Плеяд, 209-9. На антигравитационном такси это несколько минут езды.
Район был отведен под дома скромного типа. Поднимаясь по лестнице дома номер 209, Крис заметил, что дрожит, и это его разозлило. Неужели эта неопуританка, презиравшая саму землю, по которой он ходит, — лишь за то, что он совершил грех в глазах ее мстительного Бога, — значит для него так много, что он до конца жизни готов лебезить перед ней?
Крис возненавидел себя до глубины души. Ладно, прямо сейчас он развернется и бросится со всех ног обратно в порт, сядет на катамаран и отчалит в море! Подумав так, Крис пошел дальше.
На девятом уровне он свернул в узкий коридор и шел по нему, пока не увидел дверь с именем Присциллы на табличке. Все еще дрожа и презирая себя, Крис нажал кнопку звонка. Он почти обрадовался, когда автоматический голос произнес:
— Мисс Петровой нет дома.
— Она не сказала, куда направляется?
— Сказала: на работу, по адресу улица Утешная, шестьсот десять.
Ответ Криса огорошил: Присцилла работает в доме развлечений? Присцилла — танцовщица? Его маленькая неопуританская кукла Ганди зарабатывает на жизнь тем, что развлекает мужиков? В это просто не верилось. Крис и не верил в это, пока не переступил порог дома номер шестьсот десять по лице Утешной и не увидел ее танцующей на столе.
Исполняла она не то чтобы стриптиз, но все же Крис был поражен. Поразил его сам факт того, что танец исполняет Присцилла. Он поразился бы даже, если бы она стояла по стойке смирно. Его поразило бы уже то, что она взобралась на стол. Да что там, ошеломляла ее внешность: короткое облегающее платье, кольцо в носу и короткая стрижка «в кружок». Танцевать ей и не нужно было.
Крис замер на пороге, не в силах сделать еще шаг. Тем временем взошел Сатурн: он засиял сквозь прозрачную крышу, точно огромный драгоценный камень. Обильный серебристый свет омывал предметы в зале, равно как и людей, его лучи по яркости — но не резкости — не уступали солнцу Старой Земли. Наблюдая за нежной игрой серебристого света и чуть более темной серебристой тени, Крис начал понимать, отчего Присцилла так изменилась.
Она изменилась оттого, что больше не боялась геенны огненной. Она изменилась оттого, что секс для нее больше не равнялся греху. Она изменилась оттого, что больше не нужно было ходить долиною Смертной Тени.
Крис силой заставил себя шагнуть вперед, пройти вглубь утопающего в алмазном сиянии зала. Заметив его, Присцилла остановилась на середине танца. Музыканты перестали играть, и какофония их музыки потонула в оглушительной тишине. Нарушила ее сама Присцилла:
— Крис! — закричала она, спрыгивая со столика и устремляясь ему навстречу. — Крис!
И снова Крис не мог поверить тому, что видел и слышал. Однако в чувство его привели поцелуи Присциллы.
— Крис! — повторяла она. — Крис, Крис! Я считала дни, месяцы, часы. Я знала, я надеялась, молилась, что ты вернешься!
Рука об руку, омываемые серебристым светом Сатурна, они вернулись к ее дому; бок о бок, сплетя пальцы и чуть покачивая руками, поднялись на ее этаж. Крис словно погрузился в сон, полный чудес и наслаждения. Неужели эта та самая Присцилла Петрова, что молча сидела с ним в холодном сарае на Европе? Неужели это — та же холодная кукла Ганди, что почти свела его с ума, пока они бороздили просторы солнечного моря? Куда подевался тот золотой огонь ненависти, что ярко пылал в ее глазах?
