Лазурный чистый небосвод
И звезд извечный хоровод,
Сверкая в выси над землей,
Исток провозглашают свой.
И Солнца непрестанный бег
Нам отмеряет жизни век
И возвещает без конца
О всех деяниях Творца.
Да, упование на разум заглушило голос Церкви. В Церкви Англии это особенно проявилось в заметной группе, называемой латитудинариями. Среди них был красноречивый Джон Тиллотсон, архиепископ Кентерберийский (1691–1694). Он решительно осуждал религиозный «энтузиазм», и в том числе любое «выражение эмоций, поощряемое пылкими проповедниками. Он и его коллеги-латитудинарии вместо этого делали акцент на правильном поведении: говорили, что людям следует изменить нравы, стать щедрыми, гуманными и толерантными и избегать лицемерия и фанатизма.
Маленький исполин
Джон Уэсли (1703–1791) происходил из семьи, пропитанной идеалами благоприличия и порядка. В нем слились черты благочестия и англикан, и инакомыслящих. Его отец, преподобный Сэмюель Уэсли, образованный и набожный священник Высокой Церкви, служил в Линкольншире, в Эпворте. Мать, Сюзанна, дочь инакомыслящего священника, служившего в Лондоне, была замечательной женщиной и родила девятнадцать детей. Джон был пятнадцатым. Она учила их «бояться розги и плакать тихо» и каждую неделю находила время учить истинам религии каждого ребенка в отдельности. Да, для такого требовалась методичность! Джон обращался к матери за наставлениями до самой ее смерти.
Когда Джону было шесть, дом пастора в Эпворте сгорел. Мальчика оставили одного среди огня, но он попытался выбраться из окна со второго этажа, и его спас сосед, встав на плечи другому. После этого Джон назвал себя «головней, исторгнутой из огня». Он никогда не сомневался в том, что десница Божья ведет его по жизни.
В семнадцать лет он отправился в Оксфордский университет, где учился сначала в Крайст-Чёрч, а потом в Линкольн-колледже. В Оксфорде он не нашел ничего ни для ума, ни для сердца, но он много читал, и особенно его впечатлили отцы ранней Церкви и великая религиозная классика. Отцы-греки учили его тому, что целью христианской жизни было не религиозное государство, а совершенство, привитие дисциплины и воспитание через него любви.
Прочтя «Жизнь в святости» Джереми Тейлора, «Подражание Христу» Фомы Кемпийского и «Решительное призвание к святой жизни» Уильяма Лоу, Уэсли узнал, что жить по-христиански – значит отдать себя всего на любовь к Богу и ближнему. Эти люди, сказал он, «убедили меня в том, что абсолютно невозможно быть наполовину христианином. Я решил, если будет на то Его благодать, стать во всем преданным Богу». А свои слабости он заносил в перечень – и устанавливал свои правила для их преодоления.
В 1726 году Уэсли был избран членом совета Линкольн-колледжа, получив не только академическое звание в университете, но стабильный доход. А два года спустя его рукоположили в англиканского священника, и он ненадолго вернулся в Эпворт, в услужение отцу.
Когда он вернулся к своим обязанностям в Оксфорде, оказалось, что его брат Чарльз, встревоженный распространением деизма в университете, собрал небольшую группу студентов, решивших серьезно относиться к своей религии. Джон стал для них прекрасным предводителем. Под его руководством они разработали план обучения и правила, по которым строили свою жизнь, с акцентом на молитве, чтении Библии и частом принятии Святого Причастия.
Небольшая группа вскоре привлекла внимание, насмешив выпускников, не особо привыкших к усилиям. «Энтузиазм» в Оксфорде? Их называли по-разному: Святой Клуб, Библейские мотыльки, методисты, Клуб реформаторов… Вот «методисты» и пристали.
Маленькая группа была пылкой, но беспокойной. Они искали новых «энтузиастов» – и находили их. К ним присоединялись горожане или новые студенты – тот же Джордж Уайтфилд, яркий и дерзкий выпускник Пемброк-колледжа. Но они постоянно искали способы жить так, как жили ранние христиане – подавали нищим, навещали узников в тюрьмах. Но Джон скоро признал: ему не хватало душевного покоя истинного христианина. Видимо, Бог задумывал нечто большее.
Затем его пригласили в Джорджию. Друг, доктор Джон Бертон, предположил, что и Джон, и Чарльз могли бы служить Богу в новой колонии, где начальствовал генерал Джеймс Оглторп. Что, если Чарльз станет секретарем генерала, а Джон – капелланом в колонии? Джон был только рад, что представилась возможность проповедовать американским индейцам, и в октябре, движимые юношеским идеализмом и миссионерской ревностью, братья взошли на борт корабля «Симмондс», совершенно не зная о том, какие шторма – и в душе, и в самой что ни на есть материальности – ждут их на этом пути.
Весь эпизод в Джорджии обернулся фиаско. Джон понял: благородные американские дикари – просто «обжоры, воры, лжецы и убийцы». А белых колонистов возмущали его суровые требования, принятые в Высокой Церкви, его отказ хоронить инакомыслящих и его запрет на женские модные платья и золотые украшения в церкви.
Джон страдал еще сильнее и от своего достойного сожаления любовного романа с Софи Хопкей, восемнадцатилетней племянницей главного судьи Саванны. Уэсли пребывал в столь сильном душевном смятении, что и сам не знал, чего хочет. Решение приняла Софи, сбежав с соперником Джона. Брошенный возлюбленный лишил ее Святого Причастия, а взбешенный муж подал в суд на Джона за клевету на Софи. Судебный процесс затянулся, и после полугода притеснений Уэсли, охваченный отвращением и гневом, бежал из колонии.
По дороге домой он думал обо всем, что случилось. «Я отправился в Америку обратить индейцев, – писал он. – Но кто обратит меня?»
Тепло святого сердца
Он сошел на берег в Англии 1 февраля 1738 года, в печали, овеянный дурной славой, терзаемый мучительными сомнениями в своей вере и в будущем. Двенадцать лет он шел по трудному пути к совершенству, стремился к лучшим из известных ему идеалов, пытался достичь истинного блаженства. А миссия в Джорджии показала только его духовное обнищание.
Впрочем, в опыте с Джорджией был и один положительный момент – знакомство с Моравскими братьями. Он был полон решимости узнать секрет их духовной силы. В Лондоне он встретил Питера Болдера, молодого моравского проповедника, и тот убедил Уэсли в необходимости нового рождения и сильной личной веры во Христа, которая позволила бы ему преодолеть грех и обрести истинную святость. Оправдание верой, – сказал Болдер, – это не просто доктрина, это личный опыт Божьего прощения. «Но как это сделать? – спросил Уэсли. – Можно ли обрести веру мгновенно?»
Свой ответ он нашел 24 мая 1738 года.
«Вечером, – писал он…
…я без особой охоты пошел в клуб на Олдерсгейт-стрит. Там читали предисловие Лютера к Посланию к Римлянам. Около четверти девятого, на словах об изменении, которое Бог совершает в сердце через веру в Христа, у меня на сердце странно потеплело. Я ощутил, что доверил Христу, одному только Христу, спасение моей души; и мне было заверение, что он забрал мои грехи, даже мои, и спас меня от закона греха и смерти».
