Последующие записи в дневнике Уэсли свидетельствуют: Бог избавил его от неизбывной тревоги – и сделал это через проповедь Евангелия!
Так Уэсли обрел и уверенность, которой ему не хватало, и чувство цели, которому предстояло поддерживать его в течение полувека беспримерных стараний. Он нашел благую весть своей жизни. Теперь ему предстояло найти свой метод.
Позже, тем же летом, Уэсли побывал у Моравских братьев на их родине, в Саксонии. Он хотел воочию убедиться в силе благочестия, которое видел на корабле и в Джорджии. Но гернгутеры оставили у него двоякие впечатления. Да, он встретил много замечательных людей, явивших собой «совершенное уверение христианской веры». С другой стороны, он быстро заметил среди них признаки самодовольства и лицемерия. И особенно его оттолкнул культ личности, выросший вокруг их предводителя, графа фон Цинцендорфа. «Граф тут, похоже, все во всем?» – спрашивал Уэсли.
Дороги Уэсли и Моравских братьев вскоре разошлись. Он многим им обязан: от них он узнал об «оправдании через веру» и от них взял систему малых групп для духовного возрастания. Но Уэсли не мог видеть себя среди гернгутеров.
Он вернулся в Лондон и возобновил проповедь в церквях. Его рвение не уменьшилось, но результаты были едва ли лучше прежних. Еще не было внутреннего чувства «реальности» и внешнего эффекта. И вдруг по дороге из Лондона в Оксфорд, почти случайно, он начал читать отчет Джонатана Эдвардса о недавних обращениях в веру в Нортгемптоне, штат Массачусетс. И эти строки поразили Уэсли в самое сердце с неимоверной силой. Так Великое Пробуждение в Новой Англии возродило Уэсли, пребывавшего в Англии изначальной. Несколько недель он был охвачен схожим движением Духа. А началось все в тот день, когда он получил удивительное приглашение от члена Святого Клуба.
Джордж Уайтфилд, на девять лет моложе Джона Уэсли, последовал за ним в Джорджию в 1738 году, но в том же году вернулся обратно принять рукоположение – посвящение в сан. Ему не хватало одной лишь кафедры, он стремился достичь народа – и в феврале 1739 года, прямо в полях под Бристолем, начал проповедовать рудокопам, которые редко осмеливались войти в церковь или не хотели туда идти. Его ясный и сильный голос, его пылкое красноречие так тронуло этих суровых усталых людей, что он видел, как «слезы оставляли белые желобки» на их почерневших щеках, когда они выходили из угольных ям.
Проповедь Уайтфилда была незабываема. В потрясающих образах он являл слушателям боль греха и ужасы ада и со слезами на глазах описывал любовь Христа, пока люди не начинали кричать, умоляя о прощении. «Я бы дал сто гиней, – сказал актер Дэвид Гаррик, – за талант восклицать “О!”, как мистер Уайтфилд».
И когда суровые бристольские шахтеры в огромном числе стали молиться о милости Божьей, Уайтфилд призвал Уэсли последовать за ним в поля. Джон знал, что не может сравниться с Уайтфилдом в красноречии. Он говорил, как оксфордский ученый и джентльмен. Но он не решался главным образом потому, что никогда не мечтал проповедовать под небом. «Я всю жизнь был так упрям во всем, что хоть как-то касалось приличий и порядка, – писал он, – что мне, похоже, пришла мысль, будто спасать души вне Церкви – это почти что грех».
В поля, навстречу миру
Вопреки сопротивлению Чарльза, своего брата, Джон, хоть и с неохотой, решил отправиться в Бристоль – скорее как мученик, чем как радостный вестник. Но «головню от огня» пронесли к ее истинной жизненной миссии. Уэсли проповедовал перед трехтысячным собранием людей прямо под небом – и их отклик был поразителен. Здесь, как и в Новой Англии, обращались в веру! Методистское возрождение началось!
Это впечатляло и Уэсли. Прежде его переполняли страхи, неуверенность, чувство того, что все его попытки тщетны. После Бристоля он стал «горящей головней» для Бога.
Питер Болдер призвал его «проповедовать веру, пока не уверуете, а потом будете проповедовать, потому что уверовали». На Олдерсгейт-стрит он перешел от мнимой веры к настоящей, от надежды – к обладанию. Эдвардс и Уайтфилд показали ему, что Слово, верно проповедованное, дает зримый плод. И теперь он сам видел урожай таких плодов! Он проповедовал веру, пока та не появлялась у других. И теперь его собственная вера подтверждалась их верой!
После той весны 1739 года в Бристоле Уэсли начал распространять Евангелие среди бедных – там, где были готовы его слушать. В июне он написал: «Я смотрю на весь мир как на свой приход. И долг, возложенный на меня – объявить всем, кто желает услышать, радостную весть о спасении».
Он проповедовал заключенным в тюрьмах, путникам в гостиницах; на кораблях, идущих в Ирландию. В естественном амфитеатре в Корнуолле он проповедовал перед лицом тридцати тысяч человек, а когда ему отказали в праве произнести проповедь в церкви Эпворта, он проповедовал сотням на церковном дворе, стоя на плите у могилы отца. В своем дневнике за 28 июня 1774 года Уэсли утверждает, что в год он проходил минимум 7200 километров. Значит, за свою жизнь он должен был пройти 400 тысяч километров – он десять раз обошел вокруг света! Он путешествовал в основном верхом, и вскоре научился достаточно хорошо управляться с лошадью, чтобы читать книгу или готовиться к проповеди по пути в следующий город.
В первые годы путешествия Уэсли толпы не всегда были дружелюбными. В проповедника кидали камни, да и не только камни, иногда его била толпа или банды, подстрекаемые враждебным сквайром или пастором. Но Уэсли не боялся никого. Обладавший неким странным магнетизмом, он восхищал разгневанных людей. Со временем насилие утихло. А незадолго до смерти проповедника выпустили немало фарфоровых статуэток и памятных сувениров с его изображением: их раскупали очень быстро.
В 1751 году Уэсли женился на Молли Вазелль, вдове лондонского торговца, которая вылечила его после падения на льду. С ним было нелегко жить. Два года она пыталась делить с ним его вечные разъезды, но ее здоровье слабело, и она, не выдержав, бросила его. Еще в 1777 году Уэсли хотел с ней примириться, но в 1781 году, когда Молли умерла, он не знал о ее смерти и не присутствовал на похоронах. Он просто был женат на своей миссии.
В неутомимой проповеди Уэсли подчеркивал то, что мы сейчас называем верованиями арминианцев; больше из значимых предводителей Пробуждения так никто не поступал. Название «арминианцы» произошло от имени Якоба Арминия (1560–1609), голландского профессора, который пытался изменить современный ему кальвинизм. Уэсли не чувствовал особого долга перед Арминием, но решительно выступил против доктрины предопределения Кальвина. Он считал, что в свете таких убеждений Бог кажется деспотом. Но Бог желает спасения всех! Это люди могут обрести божественную благодать – или отказаться от нее!
Это убеждение поставило под угрозу его дружбу с Уайтфилдом. Уайтфилд защищал доктрину предопределения, потому что та подчеркивала суверенную власть Бога. Он считал, что «арминианство» Уэсли притупило крайне важное чувство греха и поставило под угрозу жизненную идею всемогущего Бога.
Оба стремились содействовать Пробуждению – и согласились взаимно уважать взгляды друг друга. В проповеди на похоронах Уайтфилда в 1770 году Уэсли говорил о «самой щедрой и нежной дружбе евангельских христиан». Но противоречие привело к тому, что методисты разделились на два лагеря: вслед за Уэсли возникли арминианские общины, а вслед за Уайтфилдом – кальвинистские.
