Картина мира постоянно обновлялась новостями из Африки или из южной части Тихого океана. И ни одна не вдохновляла сильнее, чем сообщения об африканской «духовной тьме» или об ужасах арабской работорговли, о которых сообщил Дэвид Ливингстон (1813–1873).
Великий исследователь «черного континента» происходил из сурового шотландского клана. В девятнадцать лет он решил посвятить жизнь «облегчению человеческих страданий», выучился на доктора, чтобы подготовиться к работе миссионера, и, привлеченный славой Роберта Моффата, отправился в Южную Африку.
Ливингстон в Африке
Ливингстон прибыл в Африку в 1841 году и десять лет занимался рутинной работой. Но он не привык долго сидеть на одном месте. Его вели ум и дух исследователя, и всегда привлекал, по его словам, «дым тысячи деревень», где никогда не видели миссионеров.
Первое великое путешествие, сделавшее его знаменитым, привело его через джунгли к западному побережью Анголы. А потом, не желая оставлять сопровождавших его африканцев, он направился через континент на восточное побережье, в Келимане – и проявил все качества великого исследователя. С африканцами он вел себя так учтиво, что ему никогда не приходилось применять насилие. И его научные и географические наблюдения были очень точными. Это путешествие уже само по себе открыло сердце Африки для современников.
Но Ливингстон был не просто путешественником. Его вело Евангелие. Его дневник полон отрывков почти мистической преданности. Незадолго до того, как отправиться в свой великий путь, он написал: «Я не ценю ничего, чем обладаю или могу обладать, кроме того, что касается Царствия Христова».
Больше всего его волновала «открытая язва мира» – опустошительная работорговля в Центральной Африке. Выступая перед студентами в Кембридже в 1857 году, он сказал: «Я возвращаюсь в Африку открыть дорогу торговле и христианству: стремитесь всеми силами исполнить дело, которое я начал, оставляю его вам».
Торговля и христианство? Так что, Ливингстон просто был предвестником тех колониальных эксплуататоров, которые превратили жизнь Африки в кошмар? Нет, это далеко не так. Ливингстон осознал: торговля рабами будет продолжаться до тех пор, пока в ней заинтересованы сами африканцы. Пока захват рабов был путем к богатству, всегда оставался соблазн устроить набег на более слабые соседние племена, – и жизнь тех, кто не мог себя защитить, находилась под угрозой. Только если бы африканцев убедили заняться законной торговлей, обменивать произрастания их полей и лесов на товары белых, тогда злодейской и губительной работорговле удалось бы положить конец. Во всяком случае, это было убеждением Ливингстона, центральной частью его мечты об Африке.
Как это миссионерское видение превратилось в действие? По каким каналам прошел этот всплеск духовной энергии? В традиционных деноминациях в церквях правили епископы, пресвитеры или конгрегации. Сторонники каждой формы уверяли, что следуют Библии, и все основные аргументы сторон были хорошо известны. И люди страдали, даже проливали кровь за ту или иную форму правления.
Но когда христиане в Англии и Америке начали осознавать, что ответственны за распространение Евангелия по всему миру, стало ясно: ни одна из традиционных форм церковного управления не позволит Церкви исполнить всемирную миссию. Сторонникам обращения мира в евангельскую веру пришлось найти другую форму сотрудничества: добровольное общество.
Создание добровольного общества
И здесь снова первопроходцем оказался Кэри. Еще в своем «Исследовании» он спросил: что будет делать торговая компания? И в ответ предложил создать компанию из серьезно настроенных христиан, мирян и священников – с комитетом для сбора и анализа сведений, а также поиска средств и подходящих миссионеров для отправки в другие страны.
Добровольные общества, одной из ранних форм которых были общества миссионерские, преобразили христианство XIX века. Их создавали по необходимости, а не по богословским причинам, но эти общества подорвали устоявшиеся формы церковного управления и позволили деноминациям общаться между собой. Англикане, баптисты, конгрегационалисты, методисты – все они могли сотрудничать во имя определенных целей, не поднимая проблемных вопросов церковного устройства. Это изменило и основу власти в Церкви, поощрив предводительство мирян: обычные христиане, сперва мужчины, а затем и женщины, стали занимать ключевые посты в важных обществах, что в других сферах Церкви считалось невозможным.
Эти особенности появились на ранних этапах истории миссионерских обществ. Лондонское миссионерское общество приняло в 1795 году «основополагающий принцип, согласно которому мы намерены послать к язычникам не пресвитеров, не индепендентов, не епископов или иных церковных управителей… но славное Евангелие благословенного Бога». Один из основателей призвал «похоронить фанатизм и лицемерие».
Теперь, когда возникли общества, любой энтузиаст, раз в неделю собиравший пенни у членов местного миссионерского филиала и распространявший миссионерский журнал, в полной мере участвовал в деле миссий. Благодаря таким трудам к служению начинали стремиться многие. Американский миссионер Руфус Андерсон написал в 1831 году: «Только в нынешнем столетии евангельские церкви христианского мира впервые организованы ради обращения мира в веру». Они стали устраиваться в форме добровольных обществ.
В Соединенных Штатах первым миссионерским обществом стал Американский совет уполномоченных по иностранным миссиям (1810). Его создали по инициативе группы студентов недавно созданной Андоверской духовной семинарии, принадлежавшей конгрегационалистам. Лидером группы был Сэмюэль Миллс. В то время он учредил в Уильямс-колледже небольшое общество, где все обязались посвятить жизнь миссионерскому служению. В Андовере в это общество позже вошел Адонирам Джадсон, известный миссионер в Бирме. И в те времена, и много позже именно студенты закладывали фундамент для миссионерских движений юной американской нации.
Через несколько лет баптисты, пресвитериане и другие крупные деноминации последовали примеру конгрегационалистов в создании миссионерских учреждений. Обращение язычников стало одной из главных забот местных общин в каждом городе и поселке страны, чему способствовали постоянная деятельность местных обществ и женских организаций, «детские дни для иностранных миссий», периодические визиты миссионеров во время отпуска, кампании для сбора пожертвований и, что характерно для более недавнего времени, включение поддержки иностранных миссий в основные статьи церковного бюджета.
К концу XIX века почти каждая христианская инстанция практически во всем мире, от Русской Православной Церкви до Армии Спасения и от Лютеранской церкви в Финляндии и Вальденской церкви в Италии до новейших деноминаций в США, внесла свой вклад в дело миссионерства в иных странах.
И часто эти ранние миссионеры не знали о том, какие конфликты порождает Евангелие в других культурах. Для них христианство западного образца было истинным, и когда индеец или малазиец становился христианином, в их глазах он превращался в голландца – ну, или в португальца.
Сегодня такое отношение легко осудить. Но не следует забывать: каждое христианское общество и каждый христианин объединяет с верой многие культурные традиции. Эта проблема преследовала всех миссионеров изначально. И все же, как говорится, «встречают по одежке» – и если новое покажется слишком чужеродным из-за того, как ее представили, могут иметь катастрофические последствия для шествия Евангелия по миру. Стоит увязать христианство с западными привычками, которые шокируют других – скажем, с поеданием мяса или с более тесными отношениями мужчины и женщины, нежели разрешено в большинстве обществ Востока, – и веру осудят, еще не испытав ее.
