Такой была дилемма евангеликов в Век идеологий. Они предложили миллионам людей утешительную личную веру перед лицом апокалиптических страхов. Но могли ли они еще и привести Америку к новому Великому Пробуждению общественных идеалов?
Возвращение старой доброй религии
В 1970-х годах Джимми Картер, бывший губернатор штата Джорджия, был символом возрожденного евангельского христианства в Соединенных Штатах. Стародавняя религия проявляла поразительные признаки возрождения.
Многие американцы нашли это удивительным. Их воспитали так: эпоха Великого Пробуждения – это провинциальные целители, святоши-трясуны и лицемерные проповедники: накал страстей, дурной вкус и глуповатая наивность. И все же в 1970-е годы видные деятели – в политике, спорте, сфере развлечений – свободно говорили о своей вере в Христа.
Религия, вроде как ограниченная Библейским поясом, внезапно возникла по всей стране. Казалось, в Америке возродилось христианство. После поколения стабильного роста в Соединенных Штатах было сорок пять миллионов евангеликов – и лицо американского протестантизма изменилось.
Так называемые «основные» – или, если использовать термин Мартина Марти, «публичные» – протестанты принадлежали к основным деноминациям в Национальном Совете Церквей: сторонникам Епископальной церкви, методистам, пресвитерианам, американским баптистам, Объединенной церкви Христа. Но евангелики составили консервативное меньшинство в большинстве деноминаций: к ним относилось около трети из 36 миллионов протестантов в Совете, и если добавить примерно 33 миллиона евангеликов за пределами Совета, то эти «частные» протестанты представляли собой крупную религиозную организацию, близкую по численности к 46 миллионам католиков.
Конечно, евангелики не давали единого ответа на вопрос, как решить все проблемы Америки. Были в их движении самые разные группы, среди них – и фундаменталисты, воинствующие правые церковники, выступавшие против всякого приспособления к современной культуре; и пятидесятники, пережившие «крещение Духом Святым» и обретшие такие божественные дары, как говорение на языках и чудесное исцеление молитвой. В число пятидесятников, или харизматов, как некоторые предпочитали их называть, входили все – и приверженцы Епископальной церкви, и почти миллион католиков, и целители верой, и разные «проповедники в шатрах». А верили они в сознательную личную приверженность Христу и в духовную встречу, постепенную или мгновенную – «рождение заново».
Да, евангеликов стало много. Они появились в СМИ. Но их движение мало свидетельствовало о преображении идей и идеалов американской культуры. Оно не особо влияло ни на правительство, ни на университеты, ни на связующие центры нации. Причины их отчужденности от политики, образования и СМИ лежат в ранних годах XX столетия.
Кто такие харизматы?
Термин «харизмат» применяется часто и с великим разнообразием. Есть деноминации харизматов, скажем, Ассамблеи Бога. Но харизматы составляют и немалую долю других деноминаций, тех же членов Епископальной церкви.
Обычно о харизматах говорят тогда, когда демонстрация поразительных и ярких духовных даров – скажем, таких как говорение на языках, исцеление, пророчества, – становится важной частью церковного богопочитания и личной приверженностью верующего.
Историк Джордж Марсден из Университета Нотр-Дам сравнивает американских евангеликов XX века с иммигрантами без корней на новой земле. Только в этом случае они не переплывали океан и не испытывали шок, видя новую землю. Они просто стояли на своем, а вся остальная страна изменилась.
Как мы видели, после Гражданской войны среди евангеликов Юга царили безнадежность и пораженчество. Большая часть северного крыла обратилась к премилленаризму, вере в то, что возвращение Христа неизбежно и скоро и что прежде него общество неизбежно ухудшится. К концу 1800-х годов великий евангелик Дуайт Муди в прямом смысле проповедовал этику «спасательной шлюпки»: «Я смотрю на мир как на разбитый корабль. Господь дал мне шлюпку и сказал: “Спаси кого можешь”». Так многие консерваторы ушли с общественной арены. Тимоти Смит, историк евангельского христианства, называет это Великим обращением.
Корни фундаментализма лежат в этом отказе от проблем общества. В 1880-х и 1890-х годах изучение Библии и личная святость казались более полезными, чем реформы в американской жизни.
Все началось с небольшой встречи в Свампскотте, штат Массачусетс, в июле 1876 года. Евангелики из многих деноминаций собрались на летние библейские конференции: говорить о Втором Пришествии Христа. Адонирам Гордон, священник-баптист из Бостона, сыграл главную роль в организации двух крупных конференций в Нью-Йорке (1878 год) и Чикаго (1886 год), на которых были выработаны основы премилленаризма: мир будет все так же впадать в грех до тех пор, пока антихрист не устроит последнюю разрушительную оргию, а в ее конце Христос вернется со святыми и установит земное правление на тысячу лет. Своеобразная форма премилленаризма формулировалась на таких конференциях все яснее. Ее название, диспенсационализм, сперва кажется весьма неясным, но разобраться можно. В классической версии диспенсационализма решающее значение имеют последние три эпохи, или распределения [от англ. dispensation – «распределение», период»], после которых настанет вечность. Иисус предложил себя в цари народу Израиля, чтобы править из Иерусалима; евреи его отвергли – и это ознаменовало конец (или отсрочку) первой из этих трех эпох. Потом была эпоха Церкви: отвергнутый Израилем, Иисус обратил внимание на неевреев и предложил язычникам еще один завет благодати и прощения – вслед за заветом закона и послушания. Кончился и этот век, и кончился неудачей; так происходит с каждым заветом. Второе Пришествие Иисуса знаменует собой начало последней из трех эпох: он возвращается как царь и правит из Израиля над всем миром тысячу лет. Эта версия хилиастического мышления была серьезным отходом от исторического премилленаризма; по ней, у Бога было два разных народа, Израиль и Церковь. Эти два народа рождались из двух заветов, совершенно не связанных между собой и действующих в совершенно разных системах: благодать против послушания закону. В своей первоначальной форме она рушит несколько давних верований: веру в то, что Иисус и его Церковь выполнили обещания Ветхого Завета; веру в единство Библии; веру в благодать в Ветхом Завете и веру в призыв Иисуса к послушанию в Новом Завете. Кроме того, в Новом Завете многое было предназначено для Израиля, а не для Церкви – и это, что самое примечательное, касается и Нагорной проповеди. Многие поправки к этой теории сделали ее приемлемой для более ортодоксальных верующих (скажем, для тех же пресвитериан). Сегодня она широко распространена среди консервативных протестантов. По иронии судьбы, она разделяет некоторые убеждения современных мыслителей: здесь, как и в либерализме, считается, что изначально Иисуса требовалось понимать в земных, политических терминах; это также объясняет (в связи с другими идеями, скажем, тем же прекращением дарований), почему нынешняя церковная жизнь казалась настолько отличной от опыта, отраженного в Библии.
В те же годы другие евангелики обратились к конференциям святости. Забота о «втором рождении», приобщении к абсолютной святости или о христианском совершенстве всегда была основным принципом методистского возрождения. В конце XIX века эту озабоченность разделили и другие религиозные общины. Группы Движения святости, та же Церковь Назарянина, и встречи, посвященные глубинной духовности, призывали верующих полагаться на Святого Духа и с его помощью обрести истинно христианскую жизнь, ведущую к победе.
