Вальдо решил последовать совету. Он оставил жене достаточный доход, отдал двух дочерей в монастырь, а остаток имения раздал нищим.
Чтобы начать свою миссию к бедным, Вальдо привлек двоих священников, чтобы перевести часть Библии на французский. Заучив наизусть большие отрывки, Вальдо начал учить простой народ подражать Христу через добровольную нищету. Так что же нового он сделал? Он сказал, что в бедности, апостольстве и проповеди должны жить все истинные христиане, а не только монахи – и сам так жил.
Вальдо обрел группу последователей и стал посылать их по двое, по апостольскому образцу, в деревни и на рынки – учить и толковать Священное Писание. Они называли себя «нищими духом». Нам они известны под именем вальденсов.
Разрешения на проповедь им никто не давал, и вскоре та встретила жесткий отпор от архиепископа Лионского, который приказал ее прекратить. Вальдо отказался, приведя слова святого Петра: «…должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян 5:29). Архиепископ сделал следующий шаг и отлучил Вальдо от Церкви.
Вальдо и его последователи решили обратиться к папе, прибыли в Рим – и оказалось, что там целые толпы духовенства: шел Третий Латеранский Собор (1179). Им довелось представить свое дело на суд Собора, но, к несчастью, над ними насмеялся вкрадчивый и велеречивый англичанин по имени Вальтер Мап.
Папа Александр III не нашел в учении вальденсов никакой ереси и был впечатлен их нищетой. Впрочем, они были простыми мирянами, и он повелел, чтобы те проповедовали только с приглашения епископов, – а это была маловероятная перспектива.
Вальдо был убежден, что Священное Писание велит ему проповедовать бедным, и неважно, одобрят это епископы или нет. Вместе с возросшим числом последователей он продолжил проповедовать и жить в апостольской бедности. Движение распространилось на юг Франции и через Альпы в Италию. И к 1184 году непокорность вальденсов заставила папу Луция III отлучить их от святой Римско-Католической Церкви.
Этот конфликт понятен. Вальденсы хотели очистить Церковь, вернувшись к простой апостольской жизни. Это означало, что придется расстаться с мирской властью. Целью их, как и у Римской Церкви, было спасение души. Но средства они выбрали совершенно иные. Папство не могло отвергнуть таинств, не могло отказаться от священства и не могло признать, что вера в Бога хоть в чем-то отличалась от рескриптов Рима. А вальденсы, со своей стороны, все больше и больше склонялись к мысли о том, что их не обязывало никакое учение, кроме учения Христа. Властвует лишь Священное Писание! Но где им найти поддержку своему делу, если все будут жить в апостольской бедности? Мало-помалу они приняли два уровня христианской приверженности – как некогда сделали это ранние монастыри. Все, кто входил в само общество «нищих духом», были связаны особыми обетами и воздавали почитание в простых службах. Но был и круг «друзей» – они оставались в Католической Церкви, но вербовали в движение новичков и оказывали ему поддержку.
Вальденсы столь явно стремились «к библейским истокам», что по прошествии лет немало евангеликов пытались представить их «реформаторами до Реформации». В сравнении с доктриной о папской власти, принятой в Римской Церкви, призыв вальденсов вернуться к Библии звучал словно слова Лютера или Кальвина. Но в их взглядах на спасение души и на жизнь в раскаянии и бедности нет ясного упоминания о благодати Божьей, столь мощно прозвучавшей в эпоху Реформации.
Опасность новых ересей
Третьим движением несогласных, явно причинившим Католической Церкви больше всего беспокойств, была группа, которую принято называть катарами. Это слово означает «чистые». Некоторые называют их еще и альбигойцами: они были особо влиятельны в Южной Франции, в городе Альби и его окрестностях.
Большая часть того, что нам известно об альбигойцах, исходит от их врагов. А как однажды проницательно заметил Чарльз Уильямс, на целую тысячу людей не найти хоть одного, кто в точности выразит слова своего врага, не говоря уже о его мыслях.
Впрочем, очень вероятно, что катары проникли в Европу из Болгарии, где одна из их главных отраслей действовала под именем богомилов. Как и гностики в дни ранней Церкви, катары считали Вселенную сценой вечного противостояния двух сил: благой и злой. Материя, уверяли они, в том числе и человеческое тело, есть творение злой силы, бога Ветхого Завета, и именно этот бог заточил человеческую душу в ее земной оболочке.
Чтобы освободиться от уз плоти, истинный катар должен был избегать брака, сексуальных сношений, мясоедства и материального имущества. Это была радикальная нищета – не основанная ни на примере Христа, ни, более того, на природе Вселенной. Между материей и духом бушевала космическая война, и катары приняли сторону духа.
Благой Бог, учили они, послал Христа открыть людям путь спасения. Для катара Христос был не человеческим существом, но животворным духом. Человеческий Христос был невозможен. О спасении души через смерть на кресте не стоило и думать. Христос учил пути – но не как Богочеловек христианских Символов веры, а скорее как Будда.
Естественно, катары были еретиками – причем в том смысле, в каком не были еретиками ни Арнольд из Брешии, ни Петр Вальдо. Арнольд и Вальдо просто отказались повиноваться церковным властям. А катары отвергали не только римских пап и епископов, но и самые основы христианства. Они пытались спастись от зла не покаянием и верой, а раскрытием и освобождением своей истинной природы.
И катары были для Римской Церкви страшной опасностью. Они не только возродили древнюю ересь дуализма. К 1200 году они обрели покровительство графов Тулузы, культурного региона в Южной Франции, и распространялись с пугающей быстротой. И Католическая Церковь нашла в своем арсенале три оружия против катаров. Ими стали проповедь, призванная вернуть катаров к истине; крестовый поход, призванный сокрушить любое стойкое сопротивление; и инквизиция, призванная вырвать ересь с корнем.
Расцвет доминиканцев
Папы пытались отправлять к катарам проповедников, но те были печально безуспешны, по крайней мере до тех пор, пока испанец по имени Доминик де Гусман (1170–1221) не постиг причину неудач. В 1206 году Доминик помогал обращать альбигойцев, когда вдруг понял, что назначенные папой проповедники уповают на свою церковную пышность и достоинство. Но именно это альбигойцы считали верным знаком ложной веры! Доминик был убежден: будь сами проповедники приверженцами бедности, и еретики бы к ним прислушались. А Доминик хотел обратить еретиков – и отправился к ним нищим, босым и с кружкой для подаяния.
Мирная миссия Доминика продлилась в Южной Франции всего два года: ее затмила жесткая политика Иннокентия III. Впрочем, ревностный испанец был убежден, что бедность и проповедь созданы друг для друга. Он собрал группу единомышленников и продолжил свои труды среди еретиков в других местах. В 1220 году миссия и образ жизни доминиканцев получили официальное одобрение. Новый орден проповедников, известный нам ныне под именем доминиканцев, изначально назывался мендикантами, что означало «нищие» – да и, в отличие от монахов, они стремились жить среди людей и проповедовать. Монастыри некогда возникли, чтобы нести служение вдали от городов – а теперь нищенствующая монашеская братия пришла утолить духовные нужды горожан.