Лютер и папская власть
Лютер и понятия не имел, куда приведет его это духовное открытие. Но он не мог принять того, сколь вопиюще Церковь злоупотребляла деньгами, и потому оказался в самом центре религиозного восстания в Германии, – а там проявил себя как истинный революционер и противник самой папской власти.
Главным источником дохода пап оставалась продажа индульгенций, внедренная во время крестовых походов. В обмен на доброе свершение – часто им оказывалось пожертвование на достойное дело или паломничество к святому месту, – Церковь предлагала грешникам освободиться от покаянных деяний, почерпнув из церковной «сокровищницы добродетелей», исполненной благодати, истоком которой были крестная жертва Христа и добродетельные подвиги святых.
О, сколь часто в устах ревностных проповедников индульгенции казались волшебством! Доброе деяние вознаграждается само! Особенно пожертвование! А как же состояние души того, кто свершал это деяние? Как же печаль по греху? О них никто и не думал! Как удобно! И это глубоко тревожило Лютера.
Обратив свое новое понимание веры в оружие, Лютер начал критиковать в своих проповедях богословскую основу индульгенций. Его недовольство заметно возросло в 1517 году, когда доминиканец Иоганн Тетцель объехал с проповедями почти всю Германию – в ходе папской кампании по сбору средств на завершение строительства базилики Святого Петра в Риме. В обмен на денежные пожертвования, хвастливо провозглашал Тетцель, он предоставит жертвователям индульгенции, которые сильны даже в загробном мире и освободят души от чистилища! «Как в сундуке монета зазвенит, с чистилища душа и улетит», – рифмовал он веселые потешки.
Лютеру учение Тетцеля казалось в худшем случае плохим богословием. Он поспешно составил 95 тезисов для богословского спора и 31 октября 1517 года, по традиции, принятой в университете, прибил их к воротам Замковой церкви в Виттенберге. Помимо прочего, в тезисах утверждалось, что индульгенции не могут устранять вину, никак неприменимы к чистилищу и вредны, ибо внушают жертвователю чувство ложной безопасности. Эта искра и воспламенила Реформацию.
В самом скором времени немецкие доминиканцы донесли на Лютера в Рим. Он проповедует «опасные доктрины»! Виновен! Богословы Ватикана издали ряд контртезисов, пронизанных единой мыслью: каждый, кто критикует индульгенции, тот еретик. Изначально Лютер был готов признать и принять окончательный вердикт Рима – но настаивал на одном: докажите мне по Священному Писанию, что я неправ! Он даже поставил под вопрос власть папы над чистилищем. В 1519 году, в Лейпциге, за восемнадцать дней спора с теологом Иоганном Экком, Лютер выпалил: «Собор может и ошибаться! Ни Церковь, ни папа не устанавливают статей веры! Они должны исходить от Священного Писания!»
Так от своего первого убеждения – душа спасается лишь верой во Христа, – Лютер перешел ко второму. Мерило христианской веры и поступков – это именно Священное Писание, а не папы и не Соборы!
Иоганн Экк не упустил возможности заметить, что Лютер походил на Яна Гуса. После Лейпцигского диспута он подвиг Рим объявить Лютера еретиком. Лютер, в свою очередь, решил выставить дело на суд немецкого народа и опубликовал ряд памфлетов. В обращении «К христианскому дворянству немецкой нации» реформатор призывал князей исправить ошибки, бывшие внутри Церкви, лишить епископов и аббатов их богатств и земной власти и создать, по сути, национальную Немецкую Церковь.
А в сочинении «Вавилонское пленение Церкви» Лютер ясно показал, как оправдание верой преобразило облик его учения о Церкви. Он утверждал, что система таинств, совершаемых Католической Церковью, держит христиан в плену. Он выступал против римских пап за то, что те лишили любого христианина свободы обращаться к Богу напрямую через веру, без посредничества священников. И на таинства Лютер смотрел по-своему. Таинство лишь тогда имеет силу, сказал он, если оно установлено Христом – и если оно исключительно христианское. Такой проверки у Лютера не прошли пять таинств Католической Церкви. Он оставил только таинство Крещения и таинство Причащения, и даже они вершились в общине верующих христиан, а не только в руках священств а.
Важные богословские темы для Лютера
Оправдание верой
Католики, как правило, следовали учению Августина, в котором праведность даровалась. Эту сокровенную праведность верующие стяжали в течение жизни. Лютер, напротив, учил тому, что человек становится праведным в очах Божьих через вменение. Вменение – термин бухгалтерский. Картина с ним такая: Бог приписывает праведность, принадлежащую Иисусу, к личному счету верующего. Эта «объявленная Богом» праведность – внешняя по отношению к верующему, а по сути тот продолжает оставаться грешником. Праведным стать можно, только если Бог «внесет кредит» на ваш счет. Только после этого объявленный святой становится поистине праведным. Это событие – провозглашение кого-либо праведным – протестанты называют оправданием; а последующее духовное возрастание – приобщением к святости. И усилия тех, кто пытался возрасти в святости еще до того, как их объявляли праведными, Лютер осуждал.
Закон и Евангелие
Лютер выделял в Библии две разных действующих системы, или два направления: Закон и Евангелие. Оба они содержат обетование благ. Обетования Закона, как считал Лютер, исполнятся, если следовать его условиям. Если соблюдать требования Завета, можно наслаждаться обетованным пребыванием в общении с Богом. Да, обетование Закона становится почти мучительным, если мы не в силах совладать с выполнением его условий. И все же Закон играет жизненно важную роль, ибо раскрывает духовное обнищание и нужду в евангельской благодати. Евангелие, напротив, дает даже более великое обетование приобщения к Богу – более великое, поскольку Бог в своем милосердии удовлетворяет все условия. Это безусловное обетование, и именно его обрел измученный Лютер, бессильный совладать с Законом – и так испытал животворную радость Евангелия. Отрывки, провозглашающие Евангелие, найдены и в Ветхом Завете (их много в Книге пророка Исаии), и в Новом Завете (в Евангелии от Иоанна и в Посланиях Павла; а вот, скажем, в Послании Иакова евангельских обетований нет).
Богословие Креста
Крест являет собой сокровенную тайну христианства. Свидетели Распятия, естественно, решили бы, что это событие – низшая точка истории. Великая несправедливость (распятие невинного) кажется поражением Бога, не достигшего своей цели, и абсолютной тьмой. Лишь позже мы понимаем, что на Кресте Бог победил зло и грех. Когда Крест становится нашей новой парадигмой, или линзой, сквозь которую мы видим мир, наше чувство ценностей, справедливости и надежды преображается. Совершенно иначе оценивая Крест (от торжества зла – к торжеству над злом), мы переоцениваем мир. И вовсе не те стали ближе к Богу, кто вел себя благопристойно и послушно. Крест раскрывает ложную гордость и указывает нам: такими стали смиренные, знавшие свою духовную и нравственную несостоятельность. Смиренные грешники были готовы принять благодать Божью. Мы видим мир по-иному, если смотрим сквозь призму Креста: Бог обращает грешников в святых, а мертвые возвращаются к жизни.
