– Ладно, твоё счастье, что египтяне не гнали текилу.
Глава 8. Вечер воспоминаний
Год 2019, Каир
– Мы точно поедем на этом?
Якоб недоуменно смотрел на автомобиль, который выглядел так, словно доставлял самого Хеопса на стройплощадку.
– Гиксосов бояться – в Кемет не ходить, – улыбнулся Борька. – Садись, мигом домчимся.
Белозубый араб блеснул улыбкой, словно подтверждая слова Борьки, и сделал погромче музыку, желая приобщить пассажиров к родной культуре. Было что-то в этой улыбке лукавое, но что именно, Якоб понял, когда их «колесница» влилась в поток машин на местной кольцевой. Хотя «влилась» – это не совсем то слово, что приходило на ум. А на ум Войнику, подпрыгивающему на заднем сиденье, приходили лишь самые популярные экспрессивные слова великого и могучего. И слова эти, безусловно, срывались бы с его языка, если бы не страх его прикусить на очередном крутом вираже.
Таксист – а Якоб уже не сомневался, что именно этот араб был дублёром всех частей «Форсажа» и «Трёх иксов», – дрожащим метеором летел сквозь ночь, в компании десятков, сотен таких же лихачей. Вечером ситуация с пробками была не так беспросветно ужасна, как днём, но привычки водил оставались те же.
Обещанный «миг» растянулся в бесконечную ленту стоп-кадров, в каждом из которых застыло небывалое по своей выразительности лицо Войника. О том, чтобы любоваться видами из окна, и речи не было. Во-первых, Египет накрыла ночь. Во-вторых, в этих окнах показывали таких же «гонщиков Спиди», и Якоб противно ощущал себя той самой мартышкой, которая вечно сопровождала главного героя старого японского мультика. А стоило увидеть в зеркале выпученные глаза, изогнутый рот и осмелевшую двухдневную щетину, как сомнений не осталось: если выживет – он убьет Борьку!
Всё, что оставалось, – до судороги в пальцах прижимать к груди пакет с бутылками, жалобно цокавшими друг о друга. Отдавшись судьбе, Войник слился в едином ритме с прыгающим стареньким «Фольксвагеном», паря из одной стороны сиденья в другое, и даже стал смотреть по сторонам. Обступавшие «кольцевую» недостроенные многоэтажки выглядели поистине постапокалиптично, с узкими улочками «дом в дом», уходящими в никуда, и вереницами слепых окон. Как объяснил Борька, правительство поменяло стандарты, и жилые дома можно было строить только на определённом расстоянии от эстакады. Вот и остались эти не введённые в эксплуатацию гиганты, таращившиеся на дорогу, точно готовая декорация к фильму «Я – легенда». Разве что вездесущей растительности не хватало.
А потом водила свернул с гладенького автобана на узкие улицы центрального Каира, и Яша предпочёл зажмуриться, судорожно вспоминая, какой египетский бог помогал путникам в сохранности добраться до дома.
– Ну и рожа у тебя была! – смеялся Борька, шагая к двери многоквартирного дома. – Как тогда, когда ты впервые Секененра увидел! Хотя нет. Лучше!
– Не в том я возрасте, Николай, чтобы на таких скоростях перемещаться! – Якоб икнул.
Выйдя из машины, он первым делом достал бутылку, сорвал печать и сделал большой глоток виски прямо из горла.
– Да какой же русский не любит быстрой езды? – не унимался друг.
– Тот, что жить хочет! – парировал Якоб и, окинув раздобревшего на институтских харчах Борьку, сказал: – Или тот, что снабжён подушкой безопасности.
– Это трудовая мозоль! Всеобъемлющая и беспощадная! – не терял оптимизма приятель. – Вот и пришли.
По узкой лестнице они поднялись на четвёртый этаж, стараясь по возможности не шуметь и не бренчать бутылками.
– Главное, коменданта не разбудить, – шёпотом предостерёг друга Борька. – Та ещё египетская кара на мою голову.
– Ты же адепт культуры, науки? – удивился Якоб. – Какие к тебе могут быть претензии?
Николай пожал плечами, открыл дверь и пропустил друга внутрь квартиры.
– Почти бабушкина сталинка до переезда, только с кондёром и без блинов, – Борька бросил ключи в деревянную миску у входа и сел на любимого экскурсионного конька, шустро, как регулировщик, махая руками. – Кухня справа, ванная прямо и налево. Гостевая – вон, там мы будем пить, а потом ты спать. Кабинет. Туда не ходи, а то что-нибудь сломаешь. Ну и сплю я там.
Якоб кивнул, вручил другу пакеты дьюти-фри, поставил сумки у порога и неровной походкой двинулся прямо и налево.
– Я ж тебе говорил, не пей на жаре, – крикнул Борька и, взяв пульт, прибавил холодка в кондиционере.
Не успел он достать бокалы, как со стороны ванной раздался вопль, переходящий в нервный хохот. Покачав головой, Борька пошёл на звук.
– Что за саранча в этот раз?
– У тебя тут подушка ползет! – хихикал Якоб, тыча в сумрак спальни-кабинета. – Ползёт прямо по кровати и хрюкает.
Борька поправил очки и посмотрел в направлении перста указующего.
– Это не подушка, это Говард Картер. А у тебя, Яшка, истерика.
Якоб смотрел, как мятая подушка стекла с кровати, согнулась пополам и на уголках-ушках, переваливаясь, поплыла в их сторону. Вынырнув на свет, подушка магическим образом превратилась в английского бульдога. Войник присел. Пёс остановился, облизнул свой нос, после чего шумно втянул воздух и не менее шумно выдохнул его обратно, окатив удивленного Якоба мелкими брызгами.
– Твоя подушка похожа на собаку.
– Картер, это – Якоб, Якоб, это – Картер. А теперь, Войник, давай, пошли в гостиную и прикинемся приличными людьми. Но сначала иди всё-таки умойся. Только смотри, воду из крана не пей. Это тебе не Европа, тут всё суровее.
Прохладная вода живительным образом подействовала на горе-путешественника. Голова всё ещё немного гудела – сказались и тряска, и московские встречи. Да и припадок скорее был следствием пережитого, чем пары глотков вискаря. Хотя после них ему явно стало легче.
Войдя в гостиную, Якоб принял из рук друга стакан с шипучкой.
– Пей, чтоб наутро не было мучительно больно!
Войник опрокинул зелье и уселся в кресло. Напротив, через маленький столик, на диване сидели Борька и Картер и сверлили его взглядами.
– Если б я не знал тебя с детства, подумал, что это твой брат-близнец, – улыбнулся Якоб. – А как же твоя любовь к ротвейлерам и Машке?
– А чем тебе Картер не ротвейлер? – хмыкнул Борька, нарезая лимон. – Самый настоящий ротвейлер, просто компактный и спокойный. Профессору Тронтону подарили поклонники – самый настоящий англичанин, с родословной. Но начальство моё вечно в разъездах, не до собак ему. В общем, теперь этот складчатый аристократ перекочевал ко мне и вроде вполне доволен жизнью.
