В день, когда новость из Хут-Уарет достигла дворца, он не хотел покидать свою мастерскую. Не хотел слушать ядовитые шепотки вельмож, ругань солдат, обвинения. Ему ещё предстояло столько работы! Но Владычица пожелала видеть его. Должно быть, в этот день ей тоже нужна была поддержка, нужен был рядом кто-то, кто знал правду.
Он держался в стороне от остальных – тень у трона Яххотеп. Благо и к нему с беседами не лезли – слава о нём шла как о человеке нелюдимом и даже опасном. Мало ли, какие тайные поручения доверяла ему царица? Жаль, не приказала укоротить языки тем, кто теперь порочил любимое имя. Они опасались говорить громко, но он слышал.
– Сетовское семя, поганое… Колдунья, под стать Апопи…
– Кто же мог знать, что такая уродится у великих Владык…
– Проклятие Обеих Земель. Змея…
– Всех нас погубит теперь…
Владычица держалась, как всегда, невозмутимо, величественно – ни взглядом, ни жестом не показала, как взволновали её эти новости. А уж повелитель хека-хасут постарался, чтобы вся Та-Кемет узнала о новой царице – о той, кого он счёл достойной своего трона.
Значит, ей всё удалось… Сумела убедить, завоевать доверие. Дала передышку своему измождённому бесконечными стычками народу.
Она снилась ему накануне, словно предупреждала о чём-то, просила молчать. Конечно же, он будет молчать, пусть хотелось выть раненым зверем. Украдкой он наблюдал за Яххотеп. Владычица Тетишери не пришла на это собрание – нашла дела поважнее, чем слушать клевету. А царица Яххотеп сдержанно кивала, находила слова успокоения для своих взволнованных военачальников, для скупо цедящих яд чиновников. Каких сил стоило ей быть здесь сегодня, принимать их ненависть, презрение, обращённое к царевне? Они были в отчаянии, но в его глазах это их не оправдывало. Как легко они поверили, отвернулись от неё!..
И этого она тоже ждала. На это тоже надеялась, когда только начала плести свой замысел…
– Мы вынуждены сделать вид, что принимаем условия, – бесстрастно произнесла Яххотеп. – Наше войско пока не готово к открытому противостоянию, и вам это хорошо известно.
– Но как же твоя дочь, Владычица?
– Ты повелишь склониться перед ней и перед врагом?
– Она по-прежнему наследница твоя и Владыки Таа Секененра, да хранят его Боги?
– Какова твоя воля?
Он видел, как потемнели глаза Яххотеп, видел, как едва уловимо её изящная рука сжала подлокотник трона. Зал гудел на разные голоса, и десятки взглядов были обращены к ней. И он тоже ждал её слов – ждал, как приговора… потому что знал то единственное, что она скажет сегодня.
Царица поднялась с трона, и в наступившей тишине глухо звякнули кинжалы на её поясе. С оружием она не расставалась, задав новые правила при дворе. Она уже не была только матерью народа Обеих Земель – она была защитницей, освободительницей, с чьим именем на устах умирали лучшие из воинов Та-Кемет.
– Мы не склонимся ни перед Апопи, ни перед Сетовой жрицей, чьим именем он лишает наш народ мужества. – Голос Яххотеп был холоднее ночной пустыни. – Это имя впредь не будет воплощено ни словом, ни знаком, не будет стоять подле славных имён наших предков. У меня нет и не было дочери. Запомните этот день. И, когда придёт время, я снова поведу вас в бой, и пусть сомнения не коснутся сердца ни одного из вас. Такова моя воля.
Слова Владычицы были острее её клинков. Он стиснул зубы, глухой к крикам ликования, наполнившим зал. Почти физически он чувствовал отчаяние, исходившее от царицы тёмными волнами, – отражение его собственного. Но она выстояла и эту битву, как смогла выстоять все предыдущие, как сможет и все последующие.
Позже Яххотеп призвала его к себе. Даже наедине она не обнажала свою боль, изнеможение этого дня, как не обнажала своё горе после смерти Владыки. Царица стояла у окна вполоборота, хрупкая, невысокая, таящая в себе удивительную волю. Ночные тени и отблески светильников скрадывали её черты, и так легко было обмануться. Его царевна и впрямь была очень похожа на мать – этого было не скрыть ни за какими запретами.
Яххотеп отослала служанок и стражей, жестом велела ему приблизиться, а когда он преклонил колено – стиснула вдруг его плечо сильно, до боли.
– Ты многое обещал ей, но сегодня дай слово мне, – тихо, жёстко заговорила царица. – Дай слово, что будешь помнить мою Таа Нефертари. Это приказ.
Как будто ему нужен был приказ…
– Всегда, – просто ответил он, встречая взгляд Владычицы.
– Твоё дело?
– Пока далеко до завершения.
– Мне нужно, чтобы ты отправился в Нижнюю Землю. Чтобы передал ей моё послание.
Сердце пропустило пару ударов. Увидеть её, приблизиться…
– Выдашь себя – и всё погибло, – продолжала царица. – Она погибла. Но больше мне некому доверить это. Она одна там… и она пойдёт до конца. Я должна дать ей знать, что на самом деле мы никогда не отказывались от неё… иначе как ей выстоять?.. Когда наш народ возненавидит её…
Яххотеп смотрела в самую душу, пристально, тяжело. Он не отвёл взгляд.
– Ей повезло, что у неё есть ты, – вдруг проговорила царица. – Верный. В самую тёмную ночь только этот свет спасает. Хотела бы я, чтоб всё для вас было иначе… Но эта война не пощадит никого из нас. Мы можем лишь постараться сделать так, чтобы ни одна из жертв не была напрасной.
Эти слова он вспоминал ещё не раз после…
Год 15хх до н. э., окрестности Кебеху-Нетчеру
[55]
Лунная ладья царственно плыла над некрополем среди ярких самоцветов звёзд. Ветер шуршал песком, гуляя среди величественных погребений, безмолвных памятников великих древних. Вдалеке возвышался, прорезая тело Нут светлыми ступенями, Дом Вечности Владыки Нетчерихета
[56]. Отсюда до него, казалось, было рукой подать.
Они сидели в тени камней, плечом к плечу, любуясь безмятежной ночью. Нефертари опустила руку, переплетя пальцы с его. Её дыхание, её прикосновения были живыми, настоящими – такими как он помнил. Всё, что было отнято когда-то, возвращалось к нему теперь в этих снах, в неизменном ощущении её родного присутствия. Её Ка обрело покой здесь, в некрополе древних Владык Та-Кемет. Он чувствовал её, пока проводил бесконечные дни, месяцы, совершенствуя её тайный Дом Вечности. А ночами она приходила так явно и ощутимо, что хрупкая граница видений и яви размыкалась. Она была жива, его царевна… пусть жива уже в совсем ином качестве. И здесь, рядом с ней, он был молод и силён, как когда-то – когда всё время ещё принадлежало им, а долгая война была ещё так далека от завершения.
