В словах не было нужды – Таа Нефертари знала всё, что происходило с ним. Она сама указала это место, грань зримого мира, разрушенную древнюю гробницу, в которой он воплотил свой замысел. И она знала, что даже теперь, когда дело всей его жизни было закончено, он не уйдёт отсюда, предпочтя уединение славе. Пока жив, он будет чествовать её память ритуалами у её гробницы, с благословения Владычицы Яххотеп и Владыки Яхмоса
[57], воцарившегося в Обеих Землях, возвращающего народ Та-Кемет к процветанию. Они хранили тайну и знали, какой ценой победа обошлась всем им. Но если имена Таа Секененра и Камоса
[58] будут сохранены для вечности и для потомков, то имя Таа Нефертари хранил только он. И всё же, насколько было ему позволено, он оставил память о ней в своём творении – в гробнице, в которой он был и зодчим и начальником работ. Теперь он мог доживать свои дни в покое, чтобы однажды воссоединиться с ней в Полях Иалу…
Нефертари сжала его руку крепче, чуть подалась вперёд, словно прислушиваясь, и вдруг тряхнула его за плечи, воскликнула:
– Проснись. Проснись!
Знакомый голос прозвучал близко, над самым ухом – он подскочил от неожиданности, инстинктивно нащупал под циновкой кинжал. Было тихо и темно, даже собаки не взлаивали.
Он тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Хотелось остаться там, рядом с ней, но что-то нарушило безмятежность ночи. И внутри было тревожно, неправильно. Она приходила во сне – это всегда было для него благословением, утешением. Но проснулся он от её приказа, почти крика. Что-то было не так…
Он поднялся. Ногу прошило болью – старая травма давала о себе знать всё чаще. Кость когда-то срослась не совсем правильно, а теперь и годы понемногу брали своё. Приглушённо выругавшись, он быстро оделся, нацепил пояс, пристегнув кинжал. Подумав, подхватил стоявшее в углу копьё – не так уж часто оно пригождалось в последнее время, разве что для охоты.
Выйдя за порог, он кликнул верного пса, но тот почему-то не отозвался. Странно, всегда ведь прибегал.
Ночь была тихой, но сейчас эта тишина казалась зыбкой, ненастоящей. Всё так же шуршал песком ветер, и серебряная лодка скользила по тёмно-фиолетовым самоцветным водам. И возвышался вдалеке Дом Вечности. Знакомая картина успокаивала.
Его жилище, лежавшее далеко в стороне от восстановленного после войны города, было уединённым. Некоторое время назад здесь ещё жили те немногие мастера, которых Владыка отрядил ему в помощь, но, когда строительство гробницы было закончено, все разъехались. Владыка предлагал ему вернуться – во дворце Уасет он всегда будет желанным гостем. Но кому, как не ему, было приносить подношения, совершать необходимые обряды? Вместе с ней охранять подступы к Месту Силы, которое она так хотела защитить при жизни… Жаль только, сил в руках становилось с каждым годом всё меньше, и не было уже прежней ясности взора…
Он прислушался, крепче сжал копьё. Показалось или в самом деле он услышал чьи-то шаги? Пёс так и не отзывался.
Во дворе за домом никого не было, но тревога внутри нарастала. Тихо ступая между мастабами, он двинулся к потайному месту. На тропе, которую знал только он и рабочие, трудившиеся в гробнице, он обнаружил следы крови. А потом нашёл труп своего пса, ещё тёплый… Опустившись на одно колено, он погладил рыжеватую шерсть старого друга, осмотрел колотую рану. Острая печаль быстро сменилась яростью. Пёс словно и не сопротивлялся. Словно знал своего убийцу.
Сжав копьё крепче, он устремился к гробнице. Гнев придавал сил – он бежал так быстро, словно и не было старых ран. Впереди раздавались приглушённые голоса.
Тёмная тень преградила ему дорогу. В неверном лунном свете он узнал это лицо, и всё же не удержался от удивлённого возгласа.
– Амени?
Художник, работавший под его началом в гробнице, поднял руку с открытой ладонью. Вот только в другой руке он сжимал короткий меч.
– Уходи, – тихо проговорил он. – Я скажу, что не видел тебя. Запрись у себя, пережди.
– Ты привёл сюда чужаков. Ты дал слово хранить тайну этого места, как и все мы!
– Не глупи, – прошипел Амени. – Я не хочу убивать тебя. Тебе с нами не справиться.
Быстрым неуловимым движением он ударил художника в грудь древком копья – с такой силой, что тот отлетел на пару шагов, выронил меч.
– Коли её гнева не боишься, бойся моего.
Амени вскинул руки, защищая голову, испуганно глядя на него. В последний момент он удержал себя, не убил человека, убившего его пса.
– Кого ты привёл сюда? – прошипел он. – Осквернителей гробниц? Как ты посмел?
– Тебя считают предателем. Одержимым. Рабом умершей колдуньи, – забормотал художник. – Я проболтался, что знаю тебя, что ты не…
– Глупец.
– Осторожно!
Возглас запоздал. Он успел уклониться от атаки, но второй удар чем-то тяжёлым пришёлся на плечо. Хрустнула кость. Перехватив копьё, он ударил почти вслепую, с разворота. Наконечник нашёл податливую плоть.
Выдернув копьё, он хрипло выкрикнул заклинание, призывая божеств, стражей некрополей. И прежде всего – Упуата, Открывающего пути. Собачьего бога, жрецом которого он был.
Нападавших было четверо. В одиночку не отбиться. Но он должен был защитить…
Ночь оживала зловещими тенями. Эхо среди камней отозвалось далёкому лаю псов, и чужие голоса ответили из песков. Амени вскрикнул, побежал прочь по тропе. Четверо его товарищей оказались смелее, хоть и медлили пока приближаться.
– Мёртвые видят всё, – тихо предупредил он, обводя их взглядом. – Здесь вы не найдёте наживу. Только смерть и забвение.
Кто-то нервно рассмеялся. Двое испуганно переглянулись. Тот, кто стоял ближе – видимо, предводитель, – крепко выругался.
– Если размозжить колдуну голову – то можно не бояться проклятий.
Они бросились почти одновременно. Он успел метнуть кинжал. Крутанулся на месте, отбил удар топора, толкнул одного древком в рёбра, сбил с ног второго. Чья-то тяжёлая булава настигла его – хрустнули рёбра, и нога всё же сдала, подогнулась. Припав на одно колено, он успел заслониться, принять удар на копьё, и древко треснуло, разрубленное. Последнее, что ему удалось сделать, – вонзить наконечник в ногу человека с топором. А потом удары обрушились на него, и в какой-то миг он провалился куда-то в темноту, уже ничего не чувствуя.
Он пришёл в себя от боли и нехватки воздуха – грудь раскололо, как хрупкий кувшин. Кто-то встряхнул его, окончательно приводя в чувство. Перед глазами плыло.
– Где вход, колдун? Мы потеряли вход!
