Свет погас. Борька затаил дыхание, вслушиваясь до рези в ушах. Волосы на затылке встали дыбом. В темноте ему мерещились чьи-то тихие шаги и какое-то движение. Окликать охранника показалось неразумным. Некстати вспомнился труп Ахмеда, который обнаружили в кабинете, и Борьку прошиб пот.
Незваные гости запасников никак себя не проявляли – не искали его, не включали фонарик. Может быть, он ещё успеет проскользнуть мимо? Чёрт с ним, с ломом. Главное, добраться до выхода, а там можно будет изловчиться, запереть их здесь и вызвать полицию. Ключи предательски звякнули, когда Борька подхватил их. Момент неожиданности был упущен. Египтолог рванул к выходу, чуть не уронив на себя один из стеллажей. Слишком поздно он сообразил, что у двери его тоже могут ждать, но удар пришёлся сзади, и он отключился.
Когда Борька пришёл в себя, вокруг было так же темно. Голова гудела, как будто рабочие фараона устроили там филиал каменоломни. Рука привычно метнулась к лицу – очков Борька не обнаружил. Неужели разбил?! Плохо дело.
Он понял, что лежит на каком-то диване. Его движений ничего не сковывало. Хотелось верить, что всё ему просто привиделось, что он споткнулся, ударился головой о стеллаж, а потом охранник перенёс его на диван в комнате отдыха. Да, это было самое разумное объяснение. Борька осторожно сел, потом позвал охранников, дежуривших сегодня в музее.
– Али? Фардан?
В комнате вспыхнул приглушённый свет. Борька прищурился. Без очков он и так-то видел плохо, тем более в полумраке.
– Рад, что вы уже очнулись, мистер Боркин, – приветливо произнёс чей-то голос на чистом английском, с едва заметным акцентом.
В полумраке в кресле напротив сидел мужчина. Его лица египтолог не видел – перед глазами плыло, но показалось, будто оно было скрыто птичьей маской. Освещения было недостаточно, но Борька успел понять – комната была совсем не похожа на ту, в музее, где охранники гоняли чаи. Липкий страх, охвативший его в запасниках, вернулся.
Мужчина щёлкнул пальцами, и из темноты шагнули двое. Один вежливо протянул Борьке очки, в целом не пострадавшие. Пряча дрожь в руках, египтолог надел очки и посмотрел на собравшихся. Все трое были одеты в обычные деловые костюмы. И да, Борьке не показалось – их лица были скрыты золотистыми масками, напоминавшими изображения сокола бога Хора.
Хор…
Око…
Борька вцепился в край дивана, чувствуя, как предательская струйка пота скатилась по виску.
– Вы всегда казались мне разумным человеком, мистер Боркин. В чём-то даже более разумным, чем профессор Тронтон. Уверен, мы сумеем договориться о сотрудничестве.
Неотрывно египтолог смотрел на мужчину в кресле. Тот расслабленно постукивал пальцами по подлокотнику. Взгляд египтолога невольно упал на его руку, и сердце пропустило пару ударов.
На мизинце мужчина носил перстень из электрума с печатью, так похожей на кольцо из гробницы царевны.
Конец первого тома
Моё знакомство с историей Древнего Египта началось с детства, причём в добровольно-принудительном порядке. С Борькой ведь как – хочешь не хочешь, а узнаешь о стране фараонов куда больше, чем предполагает учебник по истории за пятый класс.
Правда, когда мы ещё школьниками бродили по Пушкинскому – разве я мог предположить, что его рассказы мне однажды всерьёз пригодятся? Тогда я ещё не думал сводить близкое знакомство ни с фараонами, ни с царевнами, но тут меня тоже никто особо не спрашивал.
Я честно старался и до сих пор стараюсь слушать Борьку внимательно, потому что даже всемогущий Гугл не всегда может помочь. А вот запомнить всё я уже даже не пытаюсь, поэтому начал вести эти заметки, по возможности собирая всё, что относится к моему, с позволения сказать, расследованию. Может, для статьи потом сгодится… даже для целой серии статей! На научные работы мои заметки не претендуют – тут я сразу честно предупреждаю, если вдруг кто-то кроме меня будет это читать. По науке у нас Борька. Могу только сказать, что эти знания я и правда почерпнул из его лекций, а он в египтологии собаку съел. Чёрную… или даже двухвостую…
Якоб Войник
Байки из саркофага
Ожившие мумии – истоки мифа
По понятным причинам эта тема не могла меня не заинтересовать. Начать, наверное, нужно с египтомании как явления. Египтомания – это увлечение атрибутикой эпохи фараонов, очень распространённое явление в Европе, в частности, в девятнадцатом веке. Ну а признаки египтомании мы видим везде до сих пор. Купил статуэтку кошки на базаре? Дома папирусы развесил? Египтоман. В Москве, кстати, видели Померанцевую оранжерею и египетский павильон? Египтомания и до нас докатилась, так-то!
Но вернёмся к нашей теме. Мумий находили давно и поступали с ними очень по-разному, в большинстве случаев – совершенно не по-научному. Где-то народ до сих пор боится проклятий мёртвых, но кого-то таким было не испугать даже в древности. Пёрли всё, что лежало плохо, и даже что хорошо, за замками в лабиринтах переходов, под наблюдением суровых меджаев. Так что до нас не дошло и десятой части всего, чем была богата земля египетская.
Мне было интересно, кто начал первым писать о мумиях. Оказалось, мой старый знакомец Эдгар Аллан По ещё в 1845 году написал свой «Разговор с мумией». Ну а потом уже были и Хаггард, и Лавкрафт, и Стокер, и другие.
Когда же разговоры о проклятиях мумий стали популярны в Голливуде? Ну, конечно, после знаменитого открытия Говардом Картером гробницы Тутанхамона. Это случилось уже в двадцатом веке, а именно – в ноябре 1922 года, я специально записал.
Во-первых, это было самым крутым и громким открытием (до этого из найденных самой крутой считалась неразграбленная гробница Туйи и Йуйи, родителей царицы Тэйи из 18-й династии). Во-вторых, в течение полутора лет шесть человек из тех, кто участвовал в открытии гробницы, скончались. Видимо, не зря предупреждал Анубис на дверях: «Я – тот, кто стоит на страже, я – тот, кто зовом пустыни обращает в бегство расхитителей гробниц». Ну и на саркофаге мастера тоже не забыли напомнить, если кто не понял: «Смерть скоро настигнет того, кто осмелится нарушить покой мёртвого правителя».
Дальше – больше. В тридцатые годы двадцатого века ожить изволил Рамсес Великий. (Да, это тот самый фараон, с которым Борька меня иногда сравнивает – увы, не за великие свершения, а всего-то за мой нос.) Так вот, в тридцатые годы на глазах посетителей музея мумия резко вскинула руку и вроде даже разбила стекло, но это неточно. Сколько было впечатлений у присутствующих – можно себе представить. А Рамсес, царь царей, так и лежит до сих пор с поднятой рукой. По основной версии это реакция бальзамирующих составов на смену температур и влажности.
