Телефон на плече пикнул. Пора.
«Ещё один кружок, и домой», – решил он.
Его ждали душ, свежая одежда и нудная дорога в центр.
– Лидка, кофе мне не сваришь? – крикнул Якоб из душа, подставляя лицо под прохладные струи. – Ну, вдруг ты ещё и такое умеешь.
Закрутив краны, он вылез из кабинки и прошлёпал босыми ногами на кухню. Здесь ожидаемо не оказалось ни кошки, ни кружки с бодрящим напитком.
– Вечно вы так, – полушутливо проворчал он. – Только хвостом вилять горазды.
Якоб нажал кнопку кофемашины и ткнул ноут:
– Просыпайся, дружок, и сообщи мне что-нибудь доброе, желательно в легко конвертируемой валюте.
Кофемашина, забурлив, зашипев, извергла двойной эспрессо.
– Благодарю, что б я без тебя делал, – Якоб взял кружку, влез в кресло и продолжил проверять почту.
Как обычно, спам, счета и пара приглашений на сомнительные вечеринки. Уведомления от сайта знакомств, хостинга, Букинга.
– Что ж, Лидка, мне три раза подмигнули на Дарлинге, а Букинг предложил провести выходные в Турине
[7]. Так что знай, у тебя шаткое положение, а ты ещё и кофе мне не варишь!
На телефоне заиграл «Пер Гюнт» – сам горный король пожаловал.
– Где тебя носит? – проревела трубка.
– Я тоже рад вас слышать, шеф, – Якоб отодвинул трубку подальше.
Главред всегда начинал разговор с этой фразы, вне зависимости от времени суток, дня недели и природных катаклизмов. Существовала легенда, что у таких, как он, вся жизнь – работа, а работа – жизнь, и иной точки зрения просто быть не могло.
– Уже еду, – на автомате ответил Якоб, нажимая кнопку подмигнуть в ответ уже третьей девице.
– И сразу ко мне. Тут для тебя как раз дельце намечается.
А вот, похоже, и причина, почему снова «приглючилась» его призрачная кошка.
– Слушаюсь и повинуюсь!
Но эти слова уже были сказаны в пустоту – главред никогда не прощался.
Заперев дверь, Якоб подошёл к лифту, ткнул пару раз кнопку – опять не работает.
Где-то между четвёртым и пятым этажами дорогу ему преградила старушка с адским псом. Зверюга могла с лёгкостью пройти кастинг в очередную экранизацию «Омена», потому как выглядела вполне дьявольски. Но Якобу не раз приходилось сидеть со зверем, ещё когда тот был смешным толстолапым щенком. Так что он точно знал «на лицо ужасные, добрые внутри» было как раз про эту несостоявшуюся звезду Голливуда.
Казалось, с прошлой их встречи Жорик раздался ещё больше. «Когда ж он расти-то перестанет?»
– Баб Глаш, говорил я вам, не кормите Жорика свежатиной, вон какого монстра создали, – кивнул Якоб на слюнявую морду ротвейлера и пропустил старушку с чудовищем на поводке.
Жорик чинно вышагивал рядом – на поводке он всегда был смирный. И не скажешь, что носился по парку как угорелый, стоило только спустить.
– Да это всё Машка, вечно в разъездах, а я за Жоркой смотри, – отдышавшись, пожаловалась бабуля. – Говорю ей, заведи лучше мужа, чем это.
Баскервильный Жорик прижал уши и скосил взгляд. Перспектива быть заменённым каким-то мужем ему явно была не по душе.
Старушка поймала мысль, причмокнула, хитро прищурилась и спросила:
– А ты, я смотрю, Яшенька, тоже всё один. Да и с Машкой вы давно дружите. Может…
– Рад был встрече, баб Глаш!
И Якоб, обогнув зверюгу, быстренько поскакал вниз по ступенькам, предчувствуя очередной сватовской намек из уст чрезмерно заботливой дамы.
«Раскопки» у метро явно не близились к завершающей стадии. Плакаты всё так же сообщали: «Стройка – на время, метро – навсегда», но, учитывая сдвинувшиеся ещё года на три сроки, заявление было, мягко говоря, лукавым.
«Золото партии ищут, не иначе», – подумал Якоб, спускаясь в метро.
Час пик традиционно превратил подземку в местный филиал зомбиапокалипсиса. Лавируя в потоке людей, Якоб в очередной раз размечтался, что хочет жить в дремучей тайге в полном одиночестве, но с вайфаем и горячей водой. Вагончик, наполнив свою утробу людьми, как кит крилем, закрыл двери, объявил следующую станцию и помчался. Если треть жизни человек тратит на сон, то москвич минимум одну десятую проводит под землёй. Хорошо, что в туннелях кроме людей есть много чего интересного. Нужно лишь тщательно всматриваться во тьму за окном. Не зря ведь диггеры рассказывали свои байки… Но вот сегодня утром Якоб мог лишь разглядывать рыжую бороду огромного детины, залакированный локон дамы бальзаковского возраста и пару-тройку разноцветных беретов.
«Дай мне, Ктулху, терпения не пробудиться до самой «Библиотеки», – подумал Якоб и постарался повернуться так, чтобы не клюнуть носом рыжую бороду соседа и не познать его рацион за последние пару дней.
Маленькая редакция ютилась в старых арбатских дворах. С одной стороны, престижно, центр, чем немногочисленные сотрудники очень гордились. С другой – невысокие здания центра успели повидать ещё царей и русских классиков, и некоторые, кажется, не реставрировались с тех самых пор.
Главред заметил его сразу и, выгнув бровь, поманил двумя пальцами в кабинет. Якоба терзали подозрения, что научился этому Сан Саныч из сериала про ФБР, но спросить он не решался.
– Держи, Войник, – главред протянул ему конверт. – Ты идешь в музей. Благо тут недалеко, поэтому служебный транспорт не брать! И чтобы анонс был через полчаса, а развёрнутая статья – завтра утром.
– В музей? – голосом обречённого на казнь протянул Якоб. – Я слишком юн, чтобы перейти в колонку «Культура».
– Именно поэтому туда идешь ты.
Якоб вынул из конверта приглашение. На дорогой бумаге был оттиск портика – логотипа Пушкинского музея, – а рядом золотом выведены несколько иероглифов.
– Кормить будут, – присвистнул Яша, пробежав текст внутри.
Сан Саныч хмыкнул и указал на дверь, грозно повторив:
– Утром!
«Пески времени: тайны, что скрывают мумии» – так официально называлась выставка.
Якоб уселся в рабочее кресло, крутанулся и вспомнил своего друга Борьку. Ну, звали его, конечно, Колька, а вот фамилия Боркин вызывала такую путаницу, что даже учителя называли его Борькой. Однажды Борька затащил его в музей, дабы приобщить к великолепию царей Нила. Было это лет пятнадцать назад.
– Постоянная экспозиция египетского зала что в Пушкинском, что в Эрмитаже может разочаровать тех, кому довелось побывать в Британском музее Лондона, в «Метрополитене» Нью-Йорка или тем более в Каирском музее древностей, – вещал толстенький подросток в очках своему приятелю, который предпочитал видеть мумий в кино.
