Томас сложил листы в ящик и захлопнул крышку, злясь на себя за собственную беспомощность. Мысль, что стоит лишь протянуть руку – и он получит ответ, не давала покоя, словно заноза, засевшая глубоко в мозгу. Двигающиеся стены, прямые линии, конфигурации…
Ответ где-то рядом…
– Хорошо. Как скажешь.
Едва они вышли из Картохранилища, с лязгом захлопнув за собой массивную дверь, как к ним подошли Ньют и Алби, оба явно чем-то обеспокоенные. Возбуждение Томаса вмиг сменилось тревогой.
– Привет, – сказал Минхо. – Мы как раз…
– Давай без лишней болтовни, – оборвал его Алби на полуслове. – Нет времени. Что-нибудь нашли?
Минхо нахмурился.
– И я рад тебя видеть. Да, нашли кое-что интересное.
Вопреки ожиданиям Томаса, Алби, видимо, расстроился еще сильнее.
– Чертово место начинает рассыпаться, как карточный домик. – Он бросил на Томаса неприязненный взгляд, словно винил в происходящем именно новичка.
Какая муха его укусила? – подумал Томас, чувствуя, как в нем закипает злость. Они весь день мотались по Лабиринту, как проклятые, и что получают в качестве благодарности?
– О чем ты? – спросил Минхо. – Еще что-нибудь стряслось?
Ответил Ньют, сопроводив слова кивком в сторону Ящика:
– Сегодня долбаный Ящик не пришел. Приходил каждую неделю в течение двух лет в один и тот же день, в один и тот же час. И на тебе!
Все четверо посмотрели на металлические створки. Томасу даже показалось, будто над ними нависает тень – еще более мрачная, чем тусклый серый свет, окутавший Глэйд.
– М-да, блин. Вот теперь нам точно каюк, – пробормотал Минхо.
Томас понял, что их положение действительно становится бедственным.
– Солнца для растений нет, – произнес Ньют. – Снабжения – тоже. Я бы сказал, мы по уши в дерьме.
Алби стоял, скрестив руки на груди, и продолжал задумчиво смотреть на люк, словно пытаясь раскрыть его створки силой мысли.
– Так вот, – сказал Минхо, – как я уже говорил, мы обнаружили кое-что странное.
Ньют вопросительно поднял брови.
– Что?
Минхо подробно описал их с Томасом приключения, начав с гривера, за которым они проследили, и закончив результатами эксперимента с бросанием камней с Обрыва.
– Наверное, это ведет туда, где… ну, что ли… живут гриверы, – подытожил он.
– В Нору Гриверов, – ввернул Томас.
Все трое одарили его раздраженными взглядами, словно он вообще не имел права высказываться. Впервые такое обращение почти не покоробило Томаса.
– Блин, хочу поглядеть на нее собственными глазами, – пробормотал Ньют. И добавил: – С трудом верится.
Томас был полностью с ним согласен.
– Даже не знаю, что можно сделать, – сказал Минхо. – Может, получится как-то перегородить коридор?
– Дохлый номер, – ответил Ньют. – Проклятые твари умеют ползать по стенам, забыл, что ли? Что бы мы там ни построили, это их не остановит.
Разговор внезапно прервался: возле Хомстеда возник какой-то переполох. Несколько глэйдеров у входа в дом что-то бурно обсуждали, пытаясь перекричать друг друга. Среди них находился и Чак; как только он заметил Томаса, немедленно бросился к нему. Мальчишка пребывал в состоянии сильнейшего возбуждения, и Томас мысленно приготовился к очередным неприятным неожиданностям.
– Что происходит? – спросил Ньют.
– Она очнулась! – крикнул Чак. – Девчонка очнулась!..
Внутри у Томаса все оборвалось; он прислонился к бетонной стене Картохранилища. Девушка пришла в себя. Та самая девушка, чей голос он слышал в своем мозгу. Ему захотелось убежать, прежде чем это снова произойдет, прежде чем она с ним мысленно заговорит…
Слишком поздно.
– Том, я здесь никого не знаю. Забери меня! Все меркнет… Я начинаю забывать все, кроме тебя… Я должна рассказать тебе правду! Но память уходит…
Он не мог понять, как это у нее получается. Как она может телепатически говорить с ним?..
Тереза замолчала, затем добавила что-то совсем странное.
– Лабиринт – это код. Том, Лабиринт – это код.
Глава тридцать шестая
Томас не хотел ее видеть. Не хотел видеть вообще никого.
Как только Ньют отправился поговорить с девушкой, Томас незаметно ускользнул, чтобы никто не заметил, как он нервничает. Принимая во внимание, что все в Глэйде только и думали о новенькой, внезапно пришедшей в себя после комы, скрыться оказалось несложно. Он убрался с площади на окраину Глэйда, а затем, перейдя на бег, направился к полюбившемуся месту в лесу позади Могильника.
Юноша улегся в углу, удобно устроившись в зарослях плюща, и с головой укрылся одеялом. Почему-то казалось, что таким способом он сможет отгородиться от вторжения Терезы в мозг. Через несколько минут Томас немного успокоился, сердце стало биться равномерно.
– Забывать тебя было мучительнее всего.
Поначалу Томас подумал, что слышит в мозгу очередное телепатическое сообщение, и зажал уши руками. Но звучание голоса было… другим. Девичий голос… Он слышал его ушами. По спине пробежали мурашки, и Томас медленно стащил одеяло с головы.
Справа от него, опершись на массивную каменную стену, стояла Тереза. Теперь она выглядела совершенно иначе – полная жизни и энергии, но главное, на ногах. В синих джинсах, коричневых туфлях и белой блузке с длинными рукавами Тереза показалась ему даже более привлекательной, чем в тот день, когда он увидел ее без сознания. Черные волосы обрамляли белую кожу лица, на котором сияли темно-синие глаза.
– Том, ты правда меня не помнишь?
Ее мягкий голос разительно отличался от того глухого полубезумного бормотания, каким она сообщила, что «скоро все изменится».
– Хочешь сказать, что… помнишь меня? – спросил Томас и смутился – от волнения у него сорвался голос, и последнее слово превратилось в истеричное взвизгивание.
– Да. Нет. Наверное… – Она всплеснула руками. – Не могу объяснить.
Томас открыл было рот, чтобы что-то сказать, и тут же его захлопнул.
– Я только помню, что помнила тебя, – ответила девушка, тяжело вздохнув и усаживаясь на землю; подняв к груди колени, она обхватила их руками. – Чувства. Эмоции. У меня в голове как будто расставлены стеллажи для разных лиц и воспоминаний, но они пусты. Все, что происходило в прошлом, будто отгорожено белой ширмой. В том числе и ты.
– Откуда ты меня знаешь?
Томасу показалось, что стены вокруг завертелись.
Тереза посмотрела на него.
– Кажется, мы были знакомы до того, как попали в Лабиринт. Как я сказала, в голове почти полная пустота.
