– Ой, ну что вы, я же Илье звонил, я ему сказал, чтобы он этим словам не придавал значения, это моя дипломатия, я его хочу вывести на новый уровень, чтобы его имя звучало на федеральных каналах…
– Слушайте дальше, не перебивайте меня, – голос её звенел от волнения. – Второе. Сегодня, после вашего интервью, у Ильи Николаевича на станции метро «Баррикадная» случился сердечный приступ. Его спасали две бригады «скорой помощи». И я дала себе слово, что, если он умрёт, я куплю пистолет и пристрелю вас. Я бы убила вас и ни секунды не жалела бы.
На другом конце трубки установилась мёртвая тишина.
– Третье. Когда меня стали бы судить, я бы сказала, что убила вас совершенно сознательно, потому что знала, что за вас много не дадут – не больше, чем за бомжа, который подбирает куски у помоек.
– Но я же… – Ошарашенный собеседник попытался вставить словцо.
– Вы ничего не поняли! – Ольга волновалась, но говорила твёрдо и чётко. – Тогда возвращаемся к пункту первому. Вы – обыкновенный мерзавец, напишите это на бумажке, прикнопьте к стене и каждое утро начинайте с перечитывания этой истины. А телефон Ильи Николаевича забудьте. И никогда больше к нему не приближайтесь ближе чем на два километра. Всё, пока, – и она с облегчением повесила трубку.
– Чётко! – воскликнул охранник Андрей, светлолицый улыбчивый парень, который слушал разговор, открыв рот.
– А как быть?! – Она картинно развела руками. – Зло следует карать немедленно.
Она вышла на улицу. Всё вроде бы пришло в равновесие. Но тяжесть пережитого на «Баррикадной» давила на сердце. Ей всё казалось – даже теперь – она что-то «не дотянула», не сделала, как нужно. И от этого чувства она морщилась, глубоко вздыхала, и мысленно обещала этому ласковому, сияющему богатыми огнями вечеру – стать лучше, чем сейчас.
Щедрый стол
Тоня удивлялась: мама никогда не пела! Соберутся на гулянку соседи, дядя Женя приедет, тётя Даша – та вообще любила праздники! – со своим мужиком (за глаза его звали «Гвоздь» – за худобу), а тут ещё и тётя Зоя с дочерью Ларисой подойдут; выпьют «беленькой», браги или «дымки» (самогона), закусят – картошкой, жаренной на сале, соленьями из погреба – и затянут: «Расцвела под окошком белоснежная вишня-я, из-за тучки далеко-ой показалась луна…» А мама молчит, сидит «угнувшись» – наклонив голову. Ладно, отец выпивши, ему не до песен! А за мамку Тоне обидно: зачем уступает шумным сёстрам и брату?! А уж если Гвоздь приехал с гармошкой – тут гости и в пляс могут пойти. Отец ёрзает на лавке, изображая руками «барыню», а тётя Зоя с Ларисой сильно притопывают, часто перебирая ногами – «выбивают», тоненько кричат «и-их!», машут кружевными хусточками. Разгул!..
После гулянки Тоне грустно. Ей нравятся песни «Огней так много золотых», «По тропинке, луной запорошенной», но она их стесняется – стыдные, про любовь. И напевает то, что слышала по радио:
– «Эх, дороги, пыль да ту-у-ман…»
Или:
– «Тореадор, смелее в бой, Тореадор, Тореадор!»
Конечно, в испанской опере тоже про любовь, но про иностранную, поэтому – можно.
Редкий день Тоня не поёт. Бывает, мама ругается «Да не вой ты, всю голову забила!» – и она обидится до слёз. Взрослые сёстры, Маня и Таня, говорят, что у Тони «ни слуха, ни голоса». Как так, если она себя – слышит?! Музыки не хватает, оркестра, поэтому получается хуже, чем в радио. Но почему мама не поёт?! Непонятно…
* * *
Таисия лепит пирожки с картошкой – тесто осталось с утра, пропадёт. Спешит, пока печка горячая, не прогорела. Тоня завернула кота в кофту, носит его, приговаривает:
– Ах ты маленький, ах ты серенький! У-тю-тю!
От не хотела Таисия это дитё! С Петькой жила неважно, задашный он, дурной, за неё не заступается. Бабка, свекровка, и вовсе ненавистная, ела поедом – из-за стола выгоняла. Двое детей малых, хозяйства полный двор, стряпня – хлеб пекли через день, работа колхозная, огород – одной картошки – 10 соток! Петька вечером с работы пришёл, сели за стол, свекровка жалится:
– Тайка грядку с морковкой не продёргала!
Петька стукнул по столу:
– Выйди, гада, чтоб я тебя не видал тут!
А куда деваться?! Стала матери жалиться, она: «Терпи! Чё ж девчат сиротить?!»
Таисия решила: девок подниму – брошу его! А Петька куролесил – было в кого, в маманю сварливую. Свёкор, правда, хорошо относился – спокойный мужчина, богомольный. Первая баба у него померла в родах, остался с четырьмя детьми. Богатство не помогало – никто из знакомых в хомут не лез. Поехал тогда в Горшки, взял там Гашку, бабёнку тёртую, скандальную. С ней-то и прижил Петьку.
Семья у Гашки худая, братья непутёвые. Митька – бесстыдный, любил выпить, у дяди родного на поминках орал: «Наш паровоз, вперед лети…» Часто дрался с Мишкой, младшим братом, знаменитым поездкой к Шолохову – просил деньги после пожара. Хата сгорела по недогляду, хорошо хоть самые живые остались…
У Митьки – сын шалый по прозвищу «Сталин» (здорово похож, с усами). Служил на флоте. Приехал на прошлой неделе брата двоюродного проведать. Выпили с Петькой, заспорили.
– Я – моряк!
– Нет, я моряк!
– А я дюжей моряк!
И – задрались. Еле растянули их – Петьку в хате закрыли, а «Сталина» в кухненке летней.
Мýка, а не жизнь! Как людям в глаза глядеть?!
Таисия закаменела: только дети и держат! А родня мужнина заедала, продыху не давала.
Явился ещё один двоюродный, Николай. (Они из гостей и не вылезали, только выпроводишь – уже опять тут!)
Она полы мыла в сенцах.
– Здоров, кудла!
Таисия на коленках, тряпка в тазу. И чё её дернуло?! Она с ходу:
– Здоров, бобик!
А сапог Николая прямо у лица! «Убьёт! Ну и пусть, отмучаюсь».
А Николай от бабьей наглости опешил:
– Чё эт ты, Таисия? (Во как! А то всё «Тайка, Тайка»!)
– А ты чё?!
И стала она после этого случая мужнину родню отваживать. Если помочь чего, брата звала, сестёр с зятьями. А тут и бабка-свекровка померла. Осел Петька, потерял гонор.
Таисия жила, береглась. Девчата подрастали, учились хорошо. И тут на тебе – понесла!
Не хотела Таисия дитё оставлять, но всё откладывала – то овца окатилась, то корова заболела, то дорогу в район развезло. Пропустила за работами срок!
Беда, никуда ей от Петьки не деться…
* * *
Куда Таисия с Тоней не пойдёт – в магазин или в контору – все её дитё хвалят:
– Ой, лапочка! Глазки умные-умные! А щёчки тугие! Куколка!
Мать наказывала Таисии:
– Сглазят девчонку! Люди завистливые есть. Наряжай её похуже, что ли.
