И вот наступает волнительный момент. Встречают нас чин чином аж пять человек из богаделенки: мордатая баба, начальник приюта, медсестра в маске на пол-лица, психолог с башней-начёсом на голове, логопед с куклой-неваляшкой в руках, завхоз-мужик в синем халате (муж мордатой бабы). Листают «дело» на Машеньку. И вдруг строго говорят: «Ой, а мы вас взять не можем! Мамочка не все бумажки собрала!»
Немая сцена. Но длилась недолго – Даша впала в истерику, стала кричать:
– Мне её кормить нечем!..
А сытые морды запели:
– Мы не имеем права вас принять, по закону действуем.
Если бы у меня в тот миг был автомат Калашникова, я бы его приставила к животу и как в фильмах про фашистов – «Та-та-та-та» – дала бы очередь и расстреляла бы этих пресыщенных курв, сидящих на бюджете и ворующих у приютских детей продукты!.. (У меня знакомая поваром работает, она в курсе махинаций.) Эх-х!.. Перед кем вздумали власть показывать – перед сиротами беззащитными!.. Вы бы попробовали главе Кипрян что-нибудь вякнуть, который весь городишко в собственность оформил!..
Но я не стала ругаться и буйствовать, а мысленно сосчитала до десяти, как советуют психотерапевты успешным людям, и с ледяным спокойствием говорю им:
– У вас есть изолятор. Положите туда ребёнка, дообследуйте, и будут бумажки в ажуре. А если вы отказываетесь, то прошу предоставить мне документ. Если чего с девочкой случится – голодный обморок, например, или судороги – это под вашу личную ответственность, я свою миссию выполнила.
Ну, они труханули «личной ответственности» и Машеньку, скрипя зубами, оформили.
Едем мы назад с Потапычем, человеком труда, который, естественно, нас поддержал в этой сваре, и настроение в нашем небольшом коллективе подавленное, как после похорон. А Даша утешает нас, делится планами:
– Мне отец нашёл работу в Москве. Он вообще-то инженер-энергетик, и когда мамка у нас была, мы хорошо жили. Я уеду в Москву на три месяца, деньжат подкоплю, а потом вернусь за Машенькой. А мечта такая: продать здесь всё и вернуться в Пермь. Люди в Кипрянах злые, заняты только собой и пузом. Никто ни разу мне не помог, не спросил: может, надо что? Как я живу? А в Перми – сестра Сашенька. Она замужем, а детей у неё нет. Сашенька давно меня зовёт. Я там комнатку в общежитии куплю и будет у меня всё хорошо. А тут, на эти зарплаты, жить невозможно, вы же видите.
…Вернулась я после скорбного путешествия в школу – отчёт по приюту писать. Сижу черней тучи, долблю с остервенением по клавишам компьютерным.
Тут ко мне подходит директриса со списком в руках:
– Мы комиссию избирательную формируем, вас включать?
– Не надо.
– А почему? Один день работы, три тысячи получите.
– Не могу, здоровье не позволяет.
– А что случилось? – У директрисы аж глаза округлились. Она у нас недавно, тоже из блатных, но до конца пока не забронзовела, способна на человеческое участие.
– В прошлые выборы, – говорю, – я уже сидела в комиссии. И у меня потом правая рука, которой фальшивые протоколы подписывала, чирьями пошла до плеча. Три месяца лечила, тьму денег извела. Обдумала я это дело со всех сторон и поняла: болезнь – знак свыше, Божье предупреждение. Больше в таких выборах не участвую.
Директриса онемела. Блым-блым глазками, не знает, что сказать.
– Извините, – говорит. И попятилась от меня, будто от чумной.
– Да, – говорю. – Пожалуйста.
Девочки, мальчики
Галие Ильязовой тридцать два года, но себя она называет «девочкой». И своих приятельниц, даже сорокалетних, тоже. «Пошли мы с девочками развлечься в стриптиз-клуб, посмотреть на симпатичных мальчиков. Я, если честно, не очень люблю „горы мяса“ – мне парни из шоу кажутся грязными – все на них вешаются, ахают, чуть ли не в трусы лезут. Но настроение было хоть в петлю, вот я и составила Женьке и Ольге компанию. Они тоже из нашего банка. Женька давно в клуб ходит, запала на Хайдара (мальчик из Узбекистана), тратит на него бешеные деньги, говорит, что это любовь, которую она искала всю жизнь. Хотя у неё все нормально в семье – муж, двое детей. Наверное, возрастной бзик – бывает, что у девочек в такой поре крышу сносит… Фигура у Хайдара красивая, мордашка смазливая, молоденький, зажигает, глазки блестят, двигается хорошо – вот Женька и млеет. Она из-за него и поддавать начала – уйдут в номера, гудят до трех ночи. Женька водит его по ресторанам, за границу таскает, даже на деловые встречи. Карьеру мальчик сделал – из задрипанного кишлака на Елисейские Поля! Чем плохо?!»
Галия смеется. Ей не надо молодиться – днем она выглядит на двадцать четыре, вечером – на восемнадцать. Маленькая, тоненькая, звонкая девочка, точеные руки и ноги, правильные черты лица, и когда накрашена, то не видно, что глаза у неё татарские – с чуть припухшими верхними веками. Она совсем обрусела, и знакомые её зовут «Галя». У неё жемчужная улыбка, ровный загар, который так идет к густым золотистым волосам – блондинка Галия ненатуральная, но очень естественная. Примерно раз в три месяца она вырывается на отдых – Хургада, Гоа, Эмираты, Таиланд. Вот и с Серёжей, её нынешним мальчиком, она познакомилась в Египте.
Никуда ехать не хотела, не собиралась. Но лишь представила, что придётся сидеть три дня одной (были ноябрьские праздники) и кукситься – накануне она порвала с Вовой, так сразу потянуло в путь-дорожку. Позвонила в турфирму, взяла горящую путевку. Все с этого и завязалось.
Между прочим, на Вову, провальный «проект», она потратила восемь месяцев жизни. А как хорошо все начиналось! Тогда Галия только что поменяла машину – купила шикарный джип, а у Вовы – распоследний «мерседес», ну пока их кони стояли на светофоре, хозяева успели и перемигнуться, и улыбнуться, и визитками обменяться. У деловых людей все быстро делается, нет времени на «охи-ахи».
Вова оказался золотым мальчиком – папа его владел стадионами, заводами, пароходами и полями для гольфа. А у Галии – квартира в центре Москвы (в кредит – платить ещё четыре года), дорогой джип (не каждый банкир таким похвастает!), голова на плечах (не зря же от клиентов отбоя нет – тащат ей свое «бабло» в доверительное управление, знают, у этого брокера – без проколов).
А Вова – завидный жених. Он щедрый мальчик – не считает денег в ресторанах, не смотрит на ценники в бутиках, в его визитнице карточки дорогих моделей, модных актрис, известных телеведущих. Длинные тощие девочки, которые и питаются-то тремя сухариками в день, оказавшись с Вовой в ресторане, капризничают, заказывают блюда подороже – из жадности, зная, что кавалер за все заплатит. А Вова что? Он легко относится к жизни – не свое, не жалко. Галие он говорил: «Котенок, тебе со мной хорошо? Ну и наплюй, не думай про завтра – придумаем что-нибудь веселое! Ты же у меня умный, пушистый, маленький котенок!»
Именно потому, что Галия не была дурой, она однажды Вову и заподозрила. Позвонил ей на мобильный: «Котенок, я сегодня дома ночую – отец попросил остаться, семейный корпоратив». Странно, раньше он никогда не предупреждал. А тут – такая заботливость! С чего бы? «Никогда я мужиков не проверяю – считаю ниже своего достоинства. Но вечер был свободный, погода хорошая. Вышла, села в джип, думаю, куда бы поехать… И машина сама собой покатила к Вовиному дому. Ему папа квартиру купил – недалеко от меня, буквально через три-четыре улицы. Подъезжаю – а у него свет горит! Звоню: „Ну что, дорогой, выгляни в окошко – дам тебе лукошко!“ Так и не открыл, хотя я была в сумасшедшей истерике, думала, дверь разнесу в щепки! Попортила я им настроение – не дала путем развлечься».
