Все медленно отходят к другому пациенту.
В ординаторской после обхода мы болтаем с Барни, одним из тамошних докторов.
– Удивительно, что он до сих пор узнает жену, правда? – спрашиваю я.
Барни хмурится.
– О нет, он ее совершенно точно не узнает.
Я поражен.
– Это поисковый рефлекс, – объясняет Барни. – У него глубокая деменция. Он понятия не имеет, что творится вокруг.
Это означает, что движение, которое миссис Фарли воспринимает как реакцию мужа на ее голос, на самом деле – просто рефлекторное. Любое прикосновение к щеке вызвало бы тот же ответ.
Я чувствую себя обманутым. Кажется, объяснение миссис Фарли нравится мне больше. Медицина – жестокая штука. Она сводит все к нервным проводящим путям, рефлексам, физиологическим механизмам. В погоне за истиной мы узнали слишком много. Наука лишила нашу жизнь загадочности и чудес. Миссис Фарли не хочет жить в мире, где у ее мужа остались только примитивные поисковые рефлексы. Она хочет жить в мире, где муж откликается на ее голос.
Идя по отделению, снова вижу миссис Фарли, она по-прежнему сидит у постели мужа. Представляюсь ей.
– Почему бы вам немного не отдохнуть? Может быть, вам что-нибудь нужно? – спрашиваю я.
– Нет-нет, – отвечает миссис Фарли. – Я просто побуду тут, с ним, если можно. Мне кажется, осталось уже недолго.
Глаза у него по-прежнему закрыты, рот распахнут. Дыхание становится все тяжелее.
– Не хочу сейчас его оставлять.
Она снова гладит его по щеке, и он опять поворачивает голову к ней.
– Мы с ним женаты больше 60 лет, – говорит она. – И за исключением войны, никогда не расставались. Как бы то ни было, он должен знать, что я здесь, рядом, и присматриваю за ним, правда, доктор?
Она спрашивает, потому что я врач, и ей важно, чтобы я ее успокоил. Кому сейчас нужна правда? Иногда прямота – не лучшая политика.
– Ну конечно, – снова лгу я и ухожу, оставив их наедине.
Пятница, 6 февраля
Руби работает в отделении болезней печени.
– Там одни чертовы алкаши, – говорит она, когда в полдень мы встречаемся в дежурке за чашкой кофе. – Я знаю, так нельзя говорить, но они же сами во всем виноваты. Ну никто же их не заставлял пить по десять банок Tennent’s Super каждый день в течение 15 лет, правда?
Все мы знаем, что подобного рода вопросы на публичное обсуждение лучше не выносить. Как врачи, мы должны нейтрально относиться к причинам болезней, которые лечим. Но попав в отделение, полное людей, которые сами спровоцировали свое заболевание, сложно относиться к ним сочувственно. Особенно когда рядом лежат те, чьи проблемы с печенью никак не связаны с алкоголем. Разве они не заслуживают лечения больше, чем остальные?
Врачи сталкиваются с огромным количеством болезней, возникающих просто по стечению
обстоятельств и по воле судьбы. Никто не хочет заболеть раком, болезнью Паркинсона или аппендицитом. Но в некоторых случаях просто невозможно удержаться и не переложить вину за болезнь на самого пациента, и алкогольная болезнь печени – один из них.
– Они даже не дают себе труда быть вежливыми со мной. Вообще, это самые неблагодарные пациенты, которые мне попадались. И ни один не собирается бросать пить, – продолжает Руби.
Некоторые из ее пациентов так охочи до алкоголя, что сосут пропитанные дезинфицирующими веществами салфетки, если находят их в отделении. По этой причине салфетки считаются там контрабандой, и медсестры держат их под замком.
Конечно, очень важно, чтобы доктора относились ко всем пациентам одинаково, но некоторые медицинские решения имеют и моральную подоплеку. Кто больше нуждается в трансплантации печени: мать, случайно заразившаяся гепатитом, бывший наркоман, подцепивший его через грязный шприц, или алкоголик, который то ли откажется от спиртного, то ли нет?
– Один из плюсов положения интерна в том, что эти решения принимаем не мы, – успевает закончить Руби, прежде чем у нее срабатывает пейджер. Это «печеночное» отделение: один из пациентов выдернул капельницу и рвется на волю, собираясь пойти в паб. – Ну, ему не надо волноваться, что печень откажет. Я сейчас его растерзаю собственными руками, – рычит она, выбегая из дежурки.
Суббота, 7 февраля
Без Флоры в квартире до странности тихо. Ее отсутствие еще заметней из-за того, что Руби куда-то пропала на все выходные. Я-то надеялся, что теперь, когда мы перешли в терапию, ее увлечение Любимчиком Домохозяек постепенно затухнет и отомрет. Но нет. Собственно, оно стало еще очевиднее, потому что теперь они считают, что не обязаны его особенно скрывать. Ну или Руби так считает.
Вчера мы вместе ходили в буфет, и пока я стоял в очереди, Руби заметила его за одним из столов, где сидели еще медсестры, взяла свой поднос и направилась к ним. Со своего места я видел, как он смотрел на нее, пока она спрашивала у всех, можно ли ей присоединиться. Любимчик – поклясться могу! – отчаянно паниковал. Он по-быстрому затолкал в рот то, что оставалось на тарелке, а как только она присела, встал, собираясь уходить.
– Пока, – застенчиво улыбнулась она, когда он забирал поднос. На мгновение мне показалось, что он вообще ее проигнорирует, но вместо этого он принужденно улыбнулся и спешно пошагал прочь.
Руби, залившись краской, пересела за столик ко мне; ни один из нас не стал обсуждать того, что произошло. Мы заговорили о нашей новой работе, но тут Руби внезапно меня перебила:
– Он же не стыдится меня, правда? Как ты считаешь?
Она пристально посмотрела мне в глаза, а потом, смутившись, перевела взгляд на тарелку.
– Нет, ни в коем случае, – ответил я совершенно искренне. Я правда не думаю, что он стыдится ее. Просто подозреваю, что она ему наскучила и он не хочет, чтобы другие узнали об их отношениях, ведь это помешает ему закрутить с кем-нибудь еще. Пожалуй, ему действительно стоит постыдиться. Самого себя.
Воскресенье, 8 февраля
Неожиданный визит сестры, до тошноты здоровой и полной сил – никакого сравнения с моим видом мертвеца, восставшего из могилы. Она ворвалась к нам в двери и сидела за кухонным столом с чашкой чая.
– Привет, что это ты тут делаешь? – спросил я, удивленный. – Все в порядке?
– О да, в полном. Разве нужна причина чтобы навестить старшего братишку?
Я поглядел на нее с прищуром. Похоже, сейчас начнется.
– Ну, – начала она, – что-то горло побаливает, вот я и подумала, чего идти к врачу, когда у меня есть большой и умный брат, который мог бы…
Я заварил себе чай и со вздохом уселся напротив нее.
Понедельник, 9 февраля
Я понимаю, что что-то случилось, когда Льюис проходит мимо меня чересчур быстро, глядя в пол и не говоря ни слова. Поскольку он не поднял головы, я не уверен, видел он меня или нет. Зову его, но он не оглядывается и не замедляет шаг, а лишь коротко взмахивает рукой в знак приветствия. Мгновение стою на месте, колеблясь. Может, стоит его догнать?
