– Прекрасно, дайте знать, если будут проблемы, – сказал я, торопясь вернуться к мужчине с сердечным приступом.
Через час очередной вызов, теперь уже от другой медсестры. Ума ушла на перерыв. У миссис Лэмприл низкий уровень кислорода крови – что им делать? Посадите ее и дайте кислород. Иду смотреть следующего пациента. Однако что-то начинает свербить у меня в мозгу.
Ума возвращается с перерыва и подтверждает: с миссис Лэмприл неладно. Я в отделении для пациентов с инсультом, до миссис Лэмприл оттуда пять минут ходьбы. Мгновение я сомневаюсь.
– Она странно выглядит. И живот сильно болит, – говорит Ума.
– А запор не прошел? – спрашиваю ее, полагая, что это и есть причина боли. – Сделай ей клизму, а я скоро подойду.
Стоит мне положить трубку, как пейджер опять пищит. У кого-то из пациентов в другом отделении припадок – что им делать? Я начинаю тихо паниковать. Хорошо, буду через минуту. Сначала надо посмотреть миссис Лэмприл.
Когда я вхожу в палату, миссис Лэмприл сидит на кровати и тяжело дышит. Уровень кислорода в крови очень низкий. Повышаю подачу. Живот мягкий. Меня охватывает настоящая паника. Неужели стент сместился? Снова смотрю на снимки. Нет, в глаза ничего не бросается.
Звоню рентгенологу и запрашиваю срочное обследование, чтобы проверить, на месте ли стент. Мечусь в тревоге, пока он не является с передвижным рентгеновским аппаратом.
Снова приходится отвлечься – у того парня опять припадок – что им делать? Оставляю миссис Лэмприл и бегу туда, потом быстро возвращаюсь. За это время ей становится совсем плохо. Рентгенологу сложно удерживать ее на месте, потому что она корчится от боли. Придется звонить старшему врачу домой, решаю я, но сперва надо повторить рентген грудной клетки. Три минуты спустя снимок готов. От страха меня уже тошнит; миссис Лэмприл получает максимальный объем кислорода, который мы можем дать в палате, но оксигенация крови по-прежнему опасно низкая. Гляжу на снимок. Стент отчетливо виден и находится на том же самом месте. Ничего не понимаю.
В тот момент на меня накатила волна чистого, незамутненного ужаса: я просто не знал, что делать. Не думая больше, я схватил телефонную трубку и позвонил старшему врачу домой. Было 5:45 утра. Он ответил хриплым ото сна голосом. Я объяснил, что произошло. На мгновение воцарилось молчание.
– Наверняка что-то не в порядке со стентом, – настаивал я.
– Ты ей легкие прослушал? – спросил он.
Нет.
– Взял анализ на газы крови?
Нет.
– Мышцы икр посмотрел?
Нет, я ничего не сделал. Признаю, я запаниковал и поэтому позвонил.
– Острая одышка, плохое насыщение кислородом, длительный постельный режим, диагноз рак, недавняя операция. О чем это все говорит вам, доктор?
Последнее слово он произнес с нажимом, будто ругательство.
– Ну… – начинаю я растерянно, – но стент…
– У пациентки легочная эмболия, – чуть ли не кричит он.
Я начинаю дрожать. Тромб в легком – одна из самых частых причин попадания в реанимацию, нередко приводящая к смерти. Это первое, что нас учат распознавать в медицинском колледже. Я не сделал никаких нужных обследований, не начал лечения. Вместо этого я назначил пациентке слабительное и клизму. Стоя у телефона, я через все отделение вижу ее кровать. Сестра мне что-то кричит. О Господи, думаю я, она сейчас умрет. Старший врач уже несется в больницу, он явно решил, что я слишком некомпетентен, чтобы справиться самому. Через 15 минут он влетает в отделение.
– Я запаниковал, – объясняю ему после того, как миссис Лэмприл удалось стабилизировать и перевести в реанимацию. – Я просто не подумал.
– Ну да, – медленно произносит он, – не подумал.
Он не раздражен и не злится. Просто смотрит на меня с отвращением, как будто моя некомпетентность – нечто отталкивающее.
Мне некого винить, кроме себя самого. За последние 9 месяцев я десятки раз сталкивался с тромбами в легких. Этот вопрос попался мне на выпускных экзаменах. Но миссис Лэмприл я ничем не смог помочь. Меня отвлекла красная лампочка – ее стент. Я больше всего боялся, что с ним может что-то произойти, потому что ничего о нем не знал. Я волновался, потому что никогда раньше не имел с этим дела, и по собственной глупости забыл сделать шаг назад и оценить ситуацию клинически. Проще оказалось приписать ее симптомы этой мистической процедуре, чем распознать распространенное осложнение, разворачивавшееся прямо у меня на глазах.
Я покинул отделение и двинулся к выходу. По дороге мне попался Льюис, торопившийся на работу, но я не осмелился рассказать ему, какой ужас случился ночью. Мне хотелось скорей попасть домой, оказаться подальше от госпиталя. Я едва не плакал. Я прошел через центральные двери, миновал парковку, добрался до дороги, постоянно сознавая, что жизнь миссис Лэмприл сейчас висит на волоске. Из-за меня.
Суббота, 24 апреля
У меня начинается отпуск, но вчерашнее происшествие никак не выходит из головы. Мне стыдно и горько, я очень зол на себя. Рассказываю все Руби. Она уже знает. Конечно, все в курсе, как я напортачил. Вот она, Большая Ошибка, лакомые подробности которой смакует вся больница. Ложусь лицом к стене и стараюсь убедить себя, что это был просто дурной сон.
Воскресенье, 25 апреля
Сегодня Руби была на работе. В попытке немного меня утешить она проверила состояние миссис Лэмприл: та уже выписалась из реанимации и чувствует себя гораздо лучше.
– Кто угодно мог совершить такую ошибку. Ты же позвонил старшему врачу, когда понял, что не справляешься, и она не умерла. Не надо постоянно об этом думать.
Но я ничего не могу с собой поделать. Из-за меня едва не произошла трагедия; это не просто унизительный и стыдный недосмотр, показавший остальным мою некомпетентность. Рано или поздно это случится. Из-за меня кто-нибудь умрет. Это неизбежно: невозможно все время оказываться правым. Однажды я совершу еще ошибку, но на этот раз со смертельным исходом. Я не знаю, смогу ли работать дальше с таким грузом на душе.
Среда, 28 апреля
– Вы именно тот человек, которого мы ищем.
Внезапно я чувствую прилив гордости. Я тот человек, которого ищут. Я прекрасен. О да! Выпрямляю спину и оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет знакомых. Вообще, мне не следовало здесь появляться. Этот человек, видите ли, пытается уговорить меня бросить медицину.
Знакомый знакомого убедил меня пойти.
– Просто побеседуешь, никаких обязательств, – уверял он.
Ладно, подумал я, что я теряю? Даже не зная, чем занимаются консультанты по управлению, я заранее чувствовал, что попахивает королевскими особами и новым платьем. Мне предлагали работать в отделе «оптимизации медицинских учреждений» и давать Национальной службе здравоохранения свои «бесценные» рекомендации в области экономии средств.
