– Естественно, она никак не окрепнет – она же не ест. Отсюда и остывшая овсянка, и зачерствевшие тосты, – заключает доктор Пайк. Ведь зубные протезы лежат от нее слишком далеко, видит она плохо, а поднос ставят так, что до него не дотянуться. Из-за артрита ей сложно резать еду, и подносы с завтраком, обедом и ужином стоят нетронутыми, а потом их, без всяких вопросов, просто уносят из палаты.
Случай миссис Хадсон отнюдь не единичный. Сестры открыто признают, что у них нет времени, чтобы кормить пациентов. Это происходит не из-за халатности, а потому, что их заваливают бумажной работой, и собственно уходом заниматься им некогда. Однако старики – не единственные пациенты в больнице, которые не могут сами есть, и все-таки вы не увидите в педиатрии шеренги некормленых младенцев, которым сунули бутылочки и велели разбираться, как получится. Из чего я делаю вывод, что истощение пожилых людей, лежащих в больницах, указывает на общественную проблему – пренебрежение стариками. То есть все мы смотрим, но не видим.
Воскресенье, 23 мая
Мы с Руби стараемся не упоминать о Любимчике Домохозяек. Теперь, оказавшись в терапии, мы редко сталкиваемся с ним по работе, а свои отношения эти двое скрывают – он, я уверен, ради того, чтобы продолжать триумфальное шествие по постелям еще неохваченной его вниманием популяции медичек. Однако полагаю, они до сих пор встречаются. Вчера Руби не ночевала дома, и единственный вывод, который отсюда следует, – она была с ним. Интересно, как он выкручивается, ведь беременность его жены уже очевидна. Наверное, Руби действительно его любит. Только это более-менее объясняло бы тот факт, что она позволяет так с собой обращаться. Я знаю Руби и понимаю, что какой бы бескомпромиссной ни казалась, она ни за что не причинит страданий другому человеку – уж точно не беременной замужней женщине.
Четверг, 27 мая
Обучение через унижение испокон веков применялось в медицине. Толпу студентов сгоняли к кровати пациента, случай которого считался «интересным», и въедливый консультант вызывал одного из них, трясущегося от страха. Тот стоял весь красный, уставившись на свои ботинки, пока консультант изгалялся в демонстрации его невежества, безжалостно унижая бедолагу, в то время как остальные старались стать как можно меньше и незаметнее. Все заканчивалось полным уничтожением несчастного и непременными слезами. Считалось, что так закаляется характер и что это хорошая подготовка к работе врача. Лучший способ отрастить стальные яйца – хотя девушкам-студенткам они, конечно, ни к чему. Редкие консультанты-гуманисты выбирали другую крайность, и я не могу сказать, что лучше – когда хирург-ортопед на тебя орет или когда заставляет всех сплотиться в групповом объятии.
Конечно, приступив к работе я понял, что тут не имеет значения, в курсе ли ты, где проходит какой-то нерв, и как проявляется синдром имени неизвестно кого. Все, что от тебя требуется – обеспечить, чтобы результаты назначенных анализов вовремя оказались в карте пациента. Это, правда, тоже нелегко, и тебе по-прежнему приходится стоять с красным лицом и пялиться на свои ботинки.
Сегодня, однако, об этом можно забыть: у меня начинается недельный отпуск. Время расслабиться, отвлечься от медицины, обходов и срочных вызовов. Наконец-то я могу отоспаться. Через 3 дня, в которые я практически не вставал из постели, вылезаю из своей комнаты с опухшими глазами, но полный решимости более осмысленно провести оставшиеся свободные дни. Надо сесть на поезд и поехать проведать сестру. Наверняка у нее имеются какие-нибудь жалобы, требующие моего врачебного вмешательства.
Пошатываясь ото сна, стою на платформе. Поезд подъезжает, пассажиры начинают загружаться в вагоны, но тут неподалеку возникает подозрительная суета.
– Скорей, кто-нибудь, помогите! – раздается женский крик. – Вызовите охрану!
– Он ранен? – спрашивают люди на разные голоса.
Потом кто-то восклицает:
– Срочно нужен доктор!
О нет, это же я. Зеваки тесно столпились у одной из дверей. Я уже представляю себе эпичную сцену, и как я появляюсь (точь-в-точь Джордж Клуни) и всех спасаю. Меня обнимают, не знают, как отблагодарить. Называют героем и показывают в утреннем телешоу. Мама мной гордится. К сожалению, пока я рисую у себя в голове эти картины, крики не утихают. Похоже, придется действительно идти и что-то делать. Хотя если честно, чем я могу помочь? Вряд ли кому-то надо заказать снимок, а это единственное, что у меня получается более-менее успешно. В этот момент двери закрываются, и шум локомотива становится громче: поезд готовится к отправке. Люди на платформе вскрикивают хором, и машинист, услышав их, останавливает двигатель.
– Позовите врача!
«Я в отпуске», – хочется крикнуть мне, но вместо этого я сдаюсь и бросаюсь к эпицентру событий.
Толпа расступается.
– Вы доктор? – спрашивают меня.
– Ну да, вроде того, – бормочу в ответ. Потом оглядываюсь. Вроде ничего не происходит.
– Он под поездом, – говорит кто-то.
– Уведите мать, – добавляет кто-то еще.
– Сын этой женщины садился в поезд, споткнулся на ступеньке и провалился через щель под вагон.
Воцаряется тишина. Все отступают от края платформы и с надеждой смотрят на меня. Деваться некуда: делаю глубокий вдох и заглядываю под поезд.
– Я конфеты уронил, – сообщает мальчуган, таращась на меня с путей.
– Ты не ранен? – спрашиваю его.
– Я конфеты уронил, – повторяет он.
Я встаю на колени и вытаскиваю его на платформу через ту же щель, в которую он провалился. Не совсем понятно, почему для этого непременно требовался человек с медицинским образованием. Рыдающая мать бросается к ребенку и хватает его в объятия. С ним все в полном порядке, разве что удивился немного. Дело сделано; я забираюсь в вагон и стараюсь стать как можно мельче и незаметней в своем кресле. Все пялятся на меня. Я краснею и остаток поездки смотрю на свои ботинки.
Суббота, 29 мая
Мы с Руби идем в бар выпить. Впервые нам представилась возможность отпраздновать свои будущие назначения. Флора в эти выходные свободна; навестив родителей, она присоединяется к нам.
– Ты выглядишь таким довольным, Макс! Что случилось? Неужели тебе начинает нравиться работа? – спрашивает Флора.
– Он эту неделю в отпуске, – сухо отрезает Руби, – еще бы он не был доволен.
Я улыбаюсь.
– Нет, дело не только в этом. Столько всего случилось в последнее время; мне пришлось по-настоящему задуматься о том, чем я дальше хочу заниматься. Я немного сбился с пути, но потом пришел к выводу, что хоть мы все и любим жаловаться, работа у нас очень неплохая.
Руби и Флора хохочут.
– Ну смотри, Макс, только не загордись и не издевайся над нами, а то я тебя убью, – говорит Флора, швыряя в меня ломтиком лимона из своего коктейля. Все мы заливаемся смехом.
