А потом оборачиваемся к Руби, которая внезапно затихает. Застывшим взглядом она глядит куда-то в окно.
– Что такое, Руби? – спрашивает Флора, все еще улыбаясь.
Я прослеживаю ее взгляд и вдруг захлебываюсь воздухом.
– О, Руби… – начинаю я и тут же замолкаю, не зная, что сказать.
– Что? В чем дело? – спрашивает Флора, и улыбка сползает у нее с лица, когда она видит сцену, разыгрывающуюся на другой стороне улицы.
Там стоит женщина, слегка за тридцать, в платье в цветочек и в кардигане, с распущенными длинными волосами. Она смеется, запрокинув голову, а ее спутник гладит ее по животу и щекочет губами шею. Они останавливаются, коротко целуются, и в этот момент нам становится отчетливо видно его лицо. Мужчина ласково хлопает женщину пониже спины. Потом Любимчик усаживает свою сильно беременную жену в машину и уезжает, а Руби начинает плакать.
Воскресенье, 30 мая
Руби весь день не выходит из комнаты. Мы с Флорой сидим внизу, за кухонным столом, и решаем, как поступить.
– Ты психиатр, иди поговори с ней, – настаивает Флора.
Я задираю бровь.
– Флора, мне только предложили работу в психиатрии. Я пока не Зигмунд Фрейд.
В результате мы идем вдвоем. Флора несет чашку с чаем. Мы стучимся, и я слышу, как Руби тихонько всхлипывает. Я открываю дверь, но она не поднимает головы.
– Пожалуйста, я хочу побыть одна, – бормочет она, уткнувшись лицом в подушку.
Мы садимся на край кровати. Руби не смотрит на нас. Флора наклоняется и ласково гладит ее по голове.
– Ну же, Руби, не позволяй ему так портить тебе жизнь.
Я хочу сказать, что я ее предупреждал, что она сама во всем виновата и что надо было слушать, когда все вокруг говорили ей не связываться с ним, но какой теперь от этого прок?
– Он меня обманул, – наконец говорит Руби. – Сказал, она не беременна, что мне не надо слушать всякие сплетни. Что он любит только меня.
Она садится. Лицо у нее красное и опухшее. Флора протягивает ей салфетку, которую Руби начинает рвать на мелкие клочки.
– Поверить не могу, что он все время меня обманывал. Делал из меня дуру. Я была очередной игрушкой у него в постели, и это знали все, кроме меня.
Мы с Флорой крепко ее обнимаем.
– Давай, – говорит Флора, – выпей чаю.
Мы сидим у нее на кровати и разговариваем, и я думаю о том, что хотя на работе мы каждый день сталкиваемся с ужасными вещами, собственные маленькие трагедии все равно причиняют нам боль.
Июнь
Вторник, 1 июня
Руби, судя по всему, чувствует себя лучше, хотя вчера весь день была какая-то тихая. По дороге на работу она почти не разговаривала; даже медсестры спрашивали меня, что это с ней такое. Она ушла пораньше, оставив свой пейджер Суприи: сказала, что ей надо сделать кое-что важное. Вернувшись домой, я обнаружил ее сидящей за кухонным столом. Она подстриглась, лишившись осветленных концов, оставшихся с того раза, когда она неудачно покрасила волосы в попытке стать блондинкой. С тех пор они постепенно отрастали, и теперь, когда их срезали, она вернулась к своему натуральному, рыжевато-каштановому цвету. С ним ей гораздо лучше. Она опять прежняя.
Этим утром я проснулся под звуки радио, играющего внизу, а когда спустился в кухню, обнаружил, что Руби готовит завтрак. Яичница, йогурт, грейпфруты… Обычно завтрак Руби состоит из кофе и сигарет. По-моему, в последний раз она ела фрукты примерно в девяностых.
– В честь чего это все? – спросил я.
– Просто проснулась пораньше и сходила в соседний магазин, – легко ответила Руби. – На твою долю приготовила тоже.
Я поспешно уселся за стол, гадая, не сон ли это. В любом случае, надолго ее не хватит, так что надо пользоваться случаем. Для начала попросим двойную порцию яичницы.
Среда, 2 июня
Крики с улицы определенно становятся громче. Выглядываю из окна сестринской: отсюда видно, как доктор Пайк размахивает руками перед лицом парня в униформе.
– Имейте совесть, молодой человек! – слышу я его голос.
Машину доктора Пайка опять эвакуируют с больничной парковки. Это случается с такой регулярностью, что меня удивляет, как у него еще хватает сил притворяться возмущенным. Ко мне присоединяется одна из медсестер.
– Что, опять увозят?
Мы закатываем глаза и хором смеемся. Но на самом деле смешного тут мало. Машину доктора Пайка эвакуируют со стоянки при больнице, в которой он работает. Парень, надевающий на колеса колодки, не работает в автодорожной инспекции, не является служащим госпиталя. Он сотрудник частной компании, которая по поручению Национальной службы здравоохранения управляет нашей больницей. У доктора Пайка нет разрешения на парковку: их выдают в крайне малых количествах, потому что за них платит управляющий совет. Доктор Пайк дежурит по очереди в нескольких больницах, и ему необходима машина, чтобы перемещаться между ними. Тот факт, что он работает сверх графика и за эти часы ему никто не заплатит, не мешает эвакуировать его автомобиль.
С пациентами ситуация не лучше. Я всякий раз испытываю неловкость, когда прохожу мимо очереди к платежному автомату, взимающему деньги за парковку при больнице, которая финансируется за счет налогоплательщиков. Неделю назад я стал свидетелем душераздирающего зрелища: мужчине, у которого только что скончалась в реанимации жена, угрожали немедленной эвакуацией его машины, потому что у него не было парковочного талона.
Больницы зарабатывают миллионы фунтов в год, взимая плату за парковки. Это часть одной большой проблемы, охватывающей все государственные медицинские учреждения в стране и наглядно демонстрирующей отношение правительства к здравоохранению. Госпитали все больше походят на пригородные торговые центры. Стойки с фастфудом и сетевые магазины постепенно вытесняют прилавки «Лиги друзей». Когда я был студентом, кофе в больничном буфете стоил 50 пенсов. Вчера в нашей «модернизированной» больнице, где прилавок «Лиги» закрылся несколько месяцев назад, он обошелся мне в два с половиной фунта.
Трансформация медицинских учреждений началась с появлением «внутреннего рынка», когда управляющим советам позволили пополнять копилку за счет коммерческой сдачи внаем и контрактов на обслуживание. Они стали продавать землю, сокращать персонал и использовать дешевых поставщиков, чтобы получать прибыль. Именно эта гонка за деньгами является первопричиной недостатка мест на парковке и обилия частных ресторанчиков, газетных киосков и кофейных автоматов, наводнивших больничные холлы. Компании, предоставляющие больницам свои услуги, получают приличный доход, оперируя на столь выгодном рынке. Врачи и медсестры никак не могут повлиять на их деятельность, наше мнение не принимается в расчет, когда требуется проявить здравый смысл или сострадание. Единственное, что нам остается – это стоять и кричать, а потом идти и платить, в общем порядке.
