Четверг, 3 июня
Своими глазами я сцену в буфете не видел, но из надежных источников знаю, что рагу из баклажанов действительно полетело в воздух и действительно попало в цель. У Льюиса было место в партере; он позвонил мне сразу, как только все закончилось, чтобы скорей рассказать. И Максина. И Мэри 2. И Труди. Все они находились в буфете, когда Руби, прекрасно державшаяся до этого момента, оказалась сразу за Любимчиком в очереди за ланчем. Он спросил, почему она не отвечает на его звонки, и в ответ Руби просветила его насчет нашего открытия. Похоже, даже после того, что мы своими глазами увидели в прошлые выходные, он продолжал все отрицать.
– Нет, ты ошибаешься. Это был кто-то другой. Не я, – запротестовал он.
Смущенный тем, что его выставляют в неприглядном свете на публике, он развернулся к кассирше и что-то такое сказал насчет ПМС в момент, когда буфетчица передавала Руби тарелку с баклажанным рагу.
Насчет дальнейших событий мнения разделились. Мэри 2 уверена, что все произошло случайно, в то время как Максина утверждает обратное. Льюис говорит, что ему вообще все равно: мол, пути Господни неисповедимы, главное – парадный костюм Любимчика пришел в полную негодность. Уж не знаю, действительно ли Господь столь мстителен, однако закончилось все тем, что Любимчик вылетел из буфета униженный, обляпанный маслом, изрыгая страшные проклятия на глазах у всего больничного персонала.
– Он был такой красный, ты себе не представляешь, Макс! – радостно объявил Льюис под конец.
Руби отказалась комментировать происшествие, когда позднее в тот же день мы с ней вышли на перекур. Сказала только, что она не голливудская звезда, чтобы кидаться в кого-то едой. Однако ее приподнятая бровь окончательно убедила меня, что рассказы – правда.
Флора приехала на выходные, но у Руби дежурство. Флора переводится в анестезиологию и в августе, когда закончится ее текущий контракт, переезжает обратно к нам. Она будет работать в том же госпитале, куда переходим мы с Руби, и, хотя мы окажемся в разных отделениях, жить снова будем вместе. Предвкушение будущего воссоединения вдохновляет всех троих.
– Только это и поможет мне продержаться оставшиеся пару месяцев, – говорит Флора, которая сейчас вынуждена жить в больничной квартире вдали от цивилизации.
Радуясь предстоящему возвращению в стаю, Флора уже бронирует для нас места на разных творческих мероприятиях по выходным. Наверняка большую часть из них придется отменить, когда мы узнаем свой рабочий график и расписание дежурств, но ее это не останавливает.
– Самое интересное – это когда заказываешь. А посещение – простая формальность, – объявляет она, запечатывая чеки в конверты и подписывая адреса.
Мы сидим на кухне, и я пересказываю ей во всех подробностях сагу о Любимчике и баклажанном рагу. Флора задумчиво кивает.
– Зная Руби, могу предположить, что она этим не ограничится, – замечает она, и я с ней соглашаюсь.
Пусть Руби немного сумасшедшая, неорганизованная и увлекающаяся, но внутри у нее сидит глубинное чувство справедливости. В каком-то смысле она – человек высокоморальный. Она злится на Любимчика не только за то, что он унизил ее, обманул и предал, но и за то, что точно так же он поступил с собственной женой. И с бессчетным количеством молоденьких сотрудниц больницы. Похоже, в Руби он обрел достойного соперника. По крайней мере, я на это надеюсь.
Воскресенье, 6 июня
Сегодня я позвонил бабушке с дедом. После того как у бабушки случился сердечный приступ, я изо всех сил стараюсь регулярно поддерживать с ними контакт, хотя недели проносятся с такой скоростью, что порой я просто не успеваю. Набрав номер, сильно удивился, услышав на том конце голос сестры.
– Приветик, что это ты там делаешь? Я не знал, что ты собиралась к ним сегодня, – сказал я.
– А что, мне больше нельзя навестить стареньких бабушку и дедушку? Да, я здесь, бескорыстно уделяю время престарелой родне, – сардонически начала она.
Я попытался понять, что же действительно происходит. И тут до меня донесся незнакомый голос.
– Это кто, дед? – спросил я.
Сестра на мгновение заколебалась.
– Элен, ты слышишь? Кто это там говорит?
– Хм… ну, это Тоби, – смущенно пробормотала она, а потом, после короткой паузы, добавила, – Передает тебе привет.
Я потряс головой.
– И кто такой этот Тоби? Где бабушка с дедом?
– О, они сидят в гостиной и пьют чай с Тоби и со мной. Он дерматолог, любезно согласившийся осмотреть мою сыпь, когда бабушка лежала в госпитале. К счастью, это не проказа, хотя тебя благодарить не за что. Честное слово, зачем вообще иметь в семье врача, если он не может помочь собственной сестре!
Я проигнорировал ее провокацию.
– И что он там делает? – спросил я, хотя еще до того, как вопрос слетел у меня с языка, понял, что моя сестра, как настоящий ипохондрик, никогда не выпустит из своих цепких лапок молодого привлекательного мужчину, который может сходу консультировать ее по любым заболеваниям.
– Видишь ли, просто я заезжала к ним пару недель назад, чтобы сводить бабушку на контрольный осмотр в больницу, и подумала, не позвонить ли Тоби, вдруг он на работе…
Я хмыкаю в ответ на ее попытку оправдаться: вне всякого сомнения, с самой их первой встречи сестра собиралась продемонстрировать Тоби отнюдь не только свою сыпь.
– Ну да, очень удобно, – замечаю я.
Так и вижу, как они с бабушкой часами сидят и планируют эту «случайную встречу», в воображении уже слыша свадебные колокола (или это шум в ушах?).
Понедельник, 7 июня
Миссис Дойл медиум. Она сама мне сказала.
– У вас очень сильная аура, – объявляет она, глядя в пространство и поводя руками над моей головой. Наверное, это лосьон после бритья. Но в два часа ночи мне ничего не хочется знать об ауре. Я должен выяснить, когда у нее начались боли в ноге.
– Да, хорошо, так что насчет ноги? – продолжаю я, удерживаясь от вопроса, выиграю ли в лотерею. Последние восемь недель интернатуры я работаю в диагностическом отделении. Сюда отправляют пациентов из скорой помощи, если решают, что им требуются дополнительные обследования. Это новая схема, разработанная правительством в попытке сократить время ожидания в приемном. Надеюсь, однажды кто-нибудь выступит-таки с революционной идеей просто нанять больше врачей и медсестер.
Если вы думаете, что до сего момента я уже прошел через самое страшное, с чем сталкиваются интерны в первый год, то вы ошибаетесь. Отделение диагностики – это твой маленький личный ад. Можно практически гарантировать, что мелочи, которые ты упустил в медицинском коллеже, здесь немедленно всплывут на поверхность и будут преследовать тебя. И темпы работы в диагностике куда стремительней, чем в самой больнице. В дневное время вокруг еще есть другие врачи, к которым можно обратиться за советом, но по ночам остается только один резидент, одновременно отвечающий за послеоперационные и реанимационные палаты. Поэтому я в одиночку сражаюсь с непрерывным потоком пациентов, каждого из которых нужно осмотреть, записать подробный эпикриз и начать лечение. Все это занимает время, а пациенты прибывают и прибывают. Что-то вроде «Адской кухни», только вместо стейков – живые люди.
