– Томас, – смотря мужу в глаза, она обратилась к оруженосцу, который вошел в конюшню в этот момент, – оседлай мою лошадь.
– Да, миледи.
Сисилия выбежала из конюшни, пряча довольную улыбку. Она свою миссию уже сегодня сделала.
Дерек направился навстречу к Оливии.
– Ты куда едешь?
– Дерек, не утруждай себя ролью примерного и заботливого мужа. Она тебе не идет.
– Оливия, это всего лишь недоразумение. Она для меня ничего не значит.
– Как и я. И все мы вокруг.
– Ты так думаешь?
– Нет. Я в этом уверена. Для тебя есть только ты и то, что ты себе придумал в своей голове. И ты с этим носишься. А меня избавь от этого.
– Ты чего вскипела? От поцелуя, которого я не хотел? Это она сама меня поцеловала, – спокойно сказал лорд.
– Дерек, ты себя вообще слышишь? – Оливия слегка повысила голос, возмущенная словами мужа и его спокойствием. – Она тебя поцеловала. Смешно и слабо верится.
– Ты ревнуешь?
– Ты сбредил? Кого ревновать и к кому?
– Меня к Сисилии.
– Чтобы ревновать, надо испытывать хоть какие-то чувства. Но это не о нас.
Дерек подошел к Оливии, пристально смотря в ее глаза. Они горели злостью и чем-то еще. Он не мог разобрать. Ранее этого не было в ее взгляде.
Оливия вздернула подбородок, но не отвернулась. Она вся кипела внутри, руки сжала в кулак. Он посмел целовать другую и сейчас наглым образом пытается все свести в шутку. Боль щемила душу.
– Ты права. Это не о нас.
– Вот и чудесно. От моего общества я тебя освобождаю.
– Это как понимать?
– Я думаю, ты сам все за нас решил. Нет больше нужды притворяться, – сказала Оливия и вскочила на лошадь, которую подвел оруженосец. – Спасибо, Томас.
– Вас проводить, миледи? – спросил он. Томас с восхищением и благоговением смотрел на хозяйку. Он догадывался, что произошло в конюшне до его прихода. И приклонял колено перед хозяйкой. Она настоящая леди. О такой жене можно только мечтать.
– Спасибо, Томас. Но я ненадолго.
Не оборачиваясь, она выскочила из конюшни.
Дерек молча проводил взглядом жену. Обернулся на Томаса и увидел, как тот с восхищением провожает взглядом Оливию.
Все это время Томас не переставал ей удивляться. Она покорила его своей смелостью, красотой и отвагой еще два года назад, когда не побоялась противостоять самому лорду Фергисону.
– Ты чего это уставился на миледи? – рыкнул Дерек.
Томас часто заморгал, не зная, что сказать.
– Расседлай мою лошадь, накорми и напои ее. Да поживее, – слишком резко приказал он и покинул конюшню, чеканя каждый шаг.
Оливия тем временем рассекала воздух и задыхалась от боли в сердце. Оказывается, ревность – это больно. Слезы текли по щекам, обжигая своим теплом. Она плакала и понимала, что мысль об измене мужа невыносима. И она не согласна делить своего мужа с кем-то еще, даже если брак у них не по любви. Они не клялись друг другу в любви и верности. Обет, данный при венчании, трудно назвать действительным и искренним.
То, что для него было игрой, для нее стало частью души. Для него все игра. Их брак. Его отъезд на два года. Чередование страсти и нежности с отчуждением и обвинением во всех грехах. Их близость для него ничего не значит. Для него все временно. «Пока все устраивает», – как он сказал однажды.
Все закончилось раньше, чем успело начаться.
Въезжая в деревню, Оливия уже немного совладала со своими эмоциями, но печаль в глазах было трудно скрыть.
– Миледи, вы приехали! – обрадовался мельник. – Мы вас уже не ждали сегодня.
– Я же обещала приехать проведать Лизи, – сказала она, соскакивая с лошади.
– Вы так добры и внимательны! Нашему господину очень повезло с вами, – искренне произнес мельник с болью в голосе.
– Что случилось? Как она?
Не дожидаясь ответа, Оливия вошла в дом. Она стала свидетелем, как в лихорадке билась бедная женщина. Лизи уже давно жаловалась на кашель и температуру. И вот вроде болезнь уже стала отступать. Но, как оказалось, улучшение было временным. Лихорадка нарастала, кашель усилился, бледность стала более заметной на фоне горящих глаз и щек. Тело покрылось липким потом.
– Ей стало хуже, – сказала она с тревогой в глазах.
– Да. Нам надо готовиться к худшему, – тихо сказал мужчина, чтоб его жена не слышала.
– Этого не может быть, она полна сил и энергии. Вы поили ее отваром трав, который я вам сказала давать?
Мельник опустил глаза в пол.
– Миледи, я и сын целый день на работе, закончился сбор урожая. И за Лизи некому было присматривать и давать отвары.
– Руди, ну как ты мог так легкомысленно отнестись к самочувствию жены?
– Госпожа, мы думали, она пошла на поправку, – искал мельник себе оправдание.
Послышался глубокий гортанный кашель и слабый голос Лизи с кровати:
– Не ругайте его, миледи. Это я их отправила на работу. Они не хотели меня оставлять. И мне действительно было лучше. Я шла на поправку. Это вот сегодня стало хуже.
– Лизи, родная, не оправдывай нас. Это я, остолоп, во всем виноват, – со слезами на глазах мельник подошел к ней и начал целовать ей руки. Не скрывая слез, он плакал. Слезы текли по щекам крепкого и сильного мужчины.
– Руди, родной мой, все будет хорошо. Не плачь, ты же у меня сильный, и я буду сильной, – искала она слова утешения для мужа.
Они плакали и не стеснялись своих слез. Не боялись показать свою любовь и слабость.
Оливия стала свидетелем проявления настоящей любви между супругами. Они прожили в браке более двадцати лет, но их чувства не остыли.
Оливия не могла спокойно смотреть на отчаянье и боль в глазах супружеской пары.
– Руди, идите на мельницу, я присмотрю за Лизи, – сказала Оливия.
– Но, миледи, как же так? – оторопел Руди, не веря своим ушам.
– Иди. Я побуду с Лизи.
И, не дожидаясь одобрения со стороны мельника, поспешила на кухню заваривать отвар для Лизи.
Весь день она присматривала за больной, отпаивала отваром трав, обтирала лихорадящее тело женщины.
Вечером пришел Вилл, сын мельника. Молодой парень сразу поспешил в комнату матери.
Женщина крепко спала. Кашель немного утих, но жар не отступал.
– Она уснула.
– Миледи, давайте я вас проведу домой, уже поздно.
– Мне лучше остаться возле больной. Я не хочу оставлять ее одну. И ей надо давать специальный отвар из трав каждые два часа. Поэтому, Вилл, сообщи моему мужу, что я сегодня останусь у вас. Вы же не против?
