Он рухнул на пол, задыхаясь от скопившейся в горле пены со вкусом крови. Когда убийца встал над ним, Гибран потянулся онемевшими пальцами к повязке над варп-глазом, надеясь открыть око и поразить Офара запертой там пагубной энергией. Но ткань не поддалась, а рука перестала подчиняться мозгу. Гилад распластался у двери, безвольно раскинув конечности.
— Теперь я эмиссар Патерновы в Сенаторуме Империалис, — сказал Довриан. — Самый молодой в истории, представляешь?
Гибран уже ничего не слышал. Переступив через его подергивающееся тело, Офар ушел навстречу заре нового миропорядка.
Юскина Тулл безучастно сидела в своей опочивальне, пока дряхлая служанка Анастая расчесывала ей волосы щеткой.
Взор спикера больше не радовала роспись на стенах, изображавшая четыре пятых имперской территории. На хитроумно созданных фресках — огромных галактических пейзажах — поблескивали туманности и планетные системы, причем в течение суток небесные тела смещались согласно их взаимному расположению на небосводе. Там, где законы перспективы и координаты позволяли воспроизвести светила так, как их видели с Терры, вокруг сияющих точек извивались силуэты диковинных зверей из десятков зодиаков, придуманных в минувшие эпохи. Люди всегда смотрели на звезды и мечтали, даже в самые скверные времена. В темноте, когда Тулл лежала на кровати среди картин, ей мнилось, что она парит в космосе. Раньше ощущение казалось Юскине чудесным.
При желании она могла бы включить метки, обозначающие корабли капитанов-хартистов в представленных областях. Роспись играла роль чего-то среднего между стратегической картой и произведением искусства, но спикеру всегда больше нравилось второе. В свое время Тулл подолгу разглядывала фрески, выискивая в их бездонных глубинах солнца тех систем, которые ей довелось посетить. Благодаря такой медитации Юскина избавлялась от груза дневных забот и сосредотачивалась на своем «я», напоминая себе, что она — повелительница независимых торговых флотилий Импернума.
Теперь вид картин вызывал у нее только стыд, а во тьме между искорками далеких звезд таился ненасытный ужас. И все же Тулл не могла отвести глаза.
Ночи напролет она слышала вопли умирающих людей, раздавленных на поверхности штурмовой луны. Сама Юскина не высаживалась там, но представляла, как все произошло. Днем перед ее мысленным взором мелькали окровавленные лица и ревущие орки. Прежде спикер участвовала в большой имперской политике как не самый крупный, но энергичный игрок. Все изменилось: Тулл отупела от страха.
Она подавила всхлип.
— Тише, госпожа, спокойнее, не шевелитесь, — попросила Анастая, проведя щеткой по ее волосам. — Мы уже почти закончили. Я делаю вам больно?
Юскина хотела ответить, но скорбь мешала ей говорить, и она молча покачала головой.
— Тогда отбросьте все заботы.
«Тсс-тсс, тише-тише», — зашептала щетка.
— Я сотворила нечто чудовищное, — тихо произнесла Тулл.
— Тихо, тихо. Не забивайте себе голову.
— Я не могу спать.
— Бремя власти поистине тяжело, — заметила старуха.
По щекам Юскины потекли обильные слезы.
— Я не справилась с моими обязанностями. Переоценила себя. Опозорила мою организацию и погубила миллионы жизней. Из-за меня орки смеялись над нами, и та жуткая морда на орбите...
Закрыв лицо руками, Тулл расплакалась.
Анастая положила щетку на туалетный столик. Подойдя к госпоже спереди, она нежно взяла Юскину за запястья и отвела ее ладони в стороны.
— Не печальтесь, у вас есть много такого, ради чего стоит жить. Вы оправитесь. Вы сильная и красивая.
— Сейчас — нет, — улыбнулась сквозь слезы Тулл.
— Зато вы не старуха, как я. Лучше всего вечно оставаться прекрасной.
— Это невозможно.
— Тогда наслаждайтесь миловидностью сейчас, пока она не угасла. Пройдут годы, и вы станете дряхлой и морщинистой наподобие меня. — Анастая осторожно повернула Юскину к зеркалу на трюмо. — Глядите, какие чудесные волосы, не седые. Безупречная кожа и черты лица.
Тулл посмотрела на их отражения. Контраст между госпожой и служанкой оказался разительным, даже пугающим. Спикер вообразила, как ее внешность станет настолько же отталкивающей: скорее всего, она уже была намного старше Анастаи, и рано или поздно антигеронтические препараты и омолаживающие процедуры прекратят действовать.
— Вы знали, что мой отец был летописцем? — спросила служанка.
— Нет, не знала.
— Он увлекался древней историей. По-настоящему древней: первое и второе тысячелетия, цивилизации Рима и Нихон
[6]. Вы слышали, что в те давние времена воины или чиновники убивали себя, если терпели неудачу? Брали ружье, меч, яд или бритву и просто кончали с собой. Я всегда считала их очень храбрыми людьми — иначе они не решились бы смыть позор такой жертвой.
— Да, именно так.
Спикер невольно посмотрела на один из ящиков трюмо. Там лежал ее пистолет, который Юскина в последний раз носила много лет назад, когда еще командовала кораблем. Ящичек был чуть выдвинут, хотя она не помнила, что заглядывала туда. Тулл давно уже не доставала оружие.
— Моя госпожа, — сказала Анастая, взяв ее за плечи, — нет ничего лучше, чем проявлять силу, признавать свои ошибки и исправлять их. Принимать вызов, который бросает нам бесчестье, и показывать себя во всей красе.
— Но я не сильна, — возразила Юскина. — Раньше была, а теперь — нет.
Она положила ладонь поверх теплой и мягкой руки служанки.
— Тогда наберитесь храбрости, — посоветовала старуха, сжимая пальцы Тулл. — Я наполню вам ванну, моя госпожа.
— Спасибо. Ты всегда превосходно заботилась обо мне.
Анастая ушла, оставив Юскину в одиночестве под изменчивым гололитовым небом.
Ранее лорд-жиллиман Тейн прямо обвинил ее в некомпетентности. Перед началом Народного крестового похода Тулл верила в Императора и рассчитывала, что Он поможет ей. Этого не случилось. Месринг вообще не веровал, что однажды привело Юскину в отчаяние. Максимус не исповедовал Имперское Кредо, а все Адептус Астартес выглядели как мерзкие пародии на людей, но... их создал сам Повелитель Человечества.
Как же глупо она вела себя. Разумеется, Тейн прав, ведь он ближе к Императору, чем когда-либо сможет оказаться Тулл. Боги не помогут им — человечество должно справляться само. Когда Юскина думала, что верит, в действительности она вела себя как ребенок, уверенный в непогрешимости родителей.
Спикер взглянула на тот самый ящичек, думая о своей наивности и безрассудстве. Тулл больше нечего было предложить людям. Возможно, ей еще хватит сил для отважного поступка.
Ящик выдвинулся легко. Там, в идеально подходящем углублении, лежало оружие Юскины. Ничего необычного — простой лазпистолет, но исключительно ценный для нее. Подарок отца в память о том, как она впервые приняла управление звездолетом. Разумеется, дорогая вещица, украшенная витыми узорами гравировки из переливчатого золота.
