– Стоять, уборщица, – он заморозил меня окриком. – Благодарю тебя за желание помочь и сократить мои издержки. Я посчитаю, что дешевле: проститутки и частные детективы или мое переобучение. Искренне говорю спасибо. Выпиши там себе премию.
Я все-таки обернулась и выдавила себе под нос:
– Вы еще в свои расходы впишите визиты к психиатру. Ей-богу, он просто необходим. Будет вам вторым советчиком, а то я в одно лицо явно не справляюсь.
Шеф поднял руку и указал на меня пальцем, констатируя отрывисто:
– Наглая агрессивная выскочка, которая искренне желает помочь своему господину и потому не боится говорить даже то, что его может расстроить. Я тебя возвышу, уборщица, если продолжишь в том же духе.
Пальцем у виска я покрутила уже в приемной. А ведь внешне-то здоров, приятен, очень презентабелен. Но что у него там в голове происходит? Он же про наемных убийц не упоминал? Очень надеюсь, что нет, а то я не со всеми признаниями готова жить.
Я уже вообразила себе все причины его успеха – конкурентов убивает, а поставщиков запугивает. Однако чуть позже выяснила, что этим список его заслуг не ограничивается. Оказывается, он и хорошее что-то умеет, а точнее – является обладателем редкого таланта, который и открыл ему путь на потребительские рынки.
Об этом я узнала, когда уносила акты в производственный цех. Там меня перехватил мастер и даже провел небольшую экскурсию по конвейерным рядам.
– Каждый квартал новую линейку запускаем! – он кричал, чтобы в шуме его можно было расслышать. – И все этот сукин сын – в смысле, уважаемый Григорий Алексеевич. Представляешь, он вчера передо мной извинился за последний срыв! Козел! А за тысячу предыдущих срывов кто извиняться будет?! Чтоб с ним самим все то произошло, что он мне обещал! Но, сука, талантливый, чего уж говорить.
– В чем? В оскорблениях? – не поняла я.
– В рецептуре, – изумил мастер. – Он как должность занял, почти всех технологов уволил. Теперь только сам рецепты утверждает – и, скажу я тебе, у него какой-то жуткий талант в этом вопросе. Видала кинцо про маньяка, который запахи все чуял? Так этот с ходу может назвать полный список ингредиентов и пути улучшения рецептов. Реклама рекламой, но если покупатель хоть раз наш мармелад попробовал, то других искать не будет.
– Что вы говорите, – я действительно пребывала в приятном оцепенении – все-таки полезно узнать, что наше производство держится не только на преступной деятельности. Только почти сразу и ответ назрел: – А он точно туда наркоту не добавляет? Вот бы и ответ появился, почему покупатели так на его мармеладе сидят. Намного более логичный, чем такой редкий талант.
– Нет, девочка! Мы же тут на производстве все входные ресурсы видим. Это на самом деле продукт высочайшего качества – в кои-то веки в рекламе не врут.
И тут же, в подтверждение своих слов, вынул из кармана мармеладку, стянул с нее фантик и отправил в рот. А потом и мне горсть предложил, на дорожку до офиса. Я есть не стала – не люблю настолько сладкое. Заодно вспомнилась Ирина Ивановна – она вообще незримо стояла за моим плечом все последние дни – она как раз сластена, но пожирала килограммами леденцы совсем от другого производителя. То ли она знала то, чего не знают остальные, то ли это была ее форма молчаливого протеста против диктатуры босса. Я все же склонялась к последнему.
Прекрасным завершением третьего рабочего дня стало возвращение в офис директора, который уезжал на деловую встречу.
– Сделка подписана, уборщица! – оповестил он. – И без интернета! Еще раз благодарю.
Я уже заканчивала свою работу и распечатывала отчет, который мне девчонки из бухгалтерии помогли составить. Не удержалась и спросила:
– Григорий Алексеевич, я очень извиняюсь, но меня просто распирает! Вы ведь не дурак… не в себе немного, но точно не дурак! Неужели до моих советов вам и в голову не приходило, что можно было вести дела по-другому? Ладно, допустим, вам прямо об этом не говорили, но это ж не настолько сложная наука.
– Приходило, – спокойно ответил он. – В самом начале пути. Но тогда я не справился с этой задачей – суть рвалась наружу, а мне нужно было питаться.
– Эм-м… питаться?
– Ну да. Чужой отрицательной энергией. И тогда я нашел способ и собственную суть кормить, и улаживать побочные эффекты. Но уже немного адаптировался. Твоя заслуга, уборщица, в том, что ты мне об этой задаче напомнила. Проси, чего хочешь!
После такого объяснения у меня назрела только одна просьба: «Дорогой Григорий Алексеевич, к психиатру! Немедленно! Это все, о чем я вас прошу!». Эта мысль перекрыла даже желание попросить перестать называть меня уборщицей с таким восторгом, как будто он произносит «достопочтимый канцлер императорского двора». Но произнесла я, вопреки всем разумным доводам, третье:
– Не урезайте сотрудникам зарплату, ради своего же блага. Но и не оскорбляйте их – считайте это тренировкой. Чтобы потом с контрагентами по привычке не сорваться.
– Договорились. И что мне за это будет?
– Вы не перестаете поражать, Григорий Алексеевич. Вы же сами разрешили просить все, чего хочу!
– И я пошел на эту сделку. Теперь твоя очередь. Так длительные отношения и строятся – ты мне, я тебе, ты мне.
Я просто закатила глаза вверх. Может, у него мозжечок с лобными долями местами перепутались? А мне только два дня осталось продержаться.
– Хорошо, – проговорила по слогам. – И чего же вы хотите?
– Пойдем в мой кабинет. Там хорошая звукоизоляция, если дверь закроем.
– Зачем? – испугалась я. Интересно, вот тот пункт, что мы потом не имеем права подавать иск о моральном ущербе, подразумевает и сексуальные домогательства?
– Я буду на тебя орать, а ты просто потерпишь. Полчаса, не больше. Но с непривычки меня может и разорвать на тысячу черных бесов. Москва не сразу строилась, как говорится.
– А-а, вон вы о чем… Кажется, я даже начинаю понимать вашу больную логику. Дурной для меня знак. Тогда давайте завтра, я беруши куплю. И орите потом, я все равно вас не услышу.
– Нет, так дело не пойдет, уборщица. Ты должна реагировать. Совсем прекрасно будет, если разревешься или захочешь выпрыгнуть в окно. Я не позволю тебе убиться, ведь очень тебя ценю.
Я уже закончила с документами, сложила аккуратно на край стола и направилась к шкафу, чтобы достать свою куртку. И отвечала уже устало, ощущая себя пациентом в той же самой палате:
– Я бы с удовольствием, Григорий Алексеевич, но нафиг не надо. Вам бы в людях разбираться так же, как в сортах мармелада. В общем, я пойду. А у вас, как я поняла, в проститутках много знакомых водится – накиньте сто семьдесят процентов к тарифу и орите, сколько влезет. Думаю, они и разревутся, если очень надо.
– Гениально, – выдохнул он. – Я обычно проституток по другому назначению использовал, но почему бы и не расширить их функции?
