Но переключиться было не так-то просто, потому я заехала издалека:
– А как вас называют друзья? Гришей?
– У меня нет друзей, я уже говорил. Когда-то вассалы и все, кто хотел моего расположения, называли меня Величайший Повелитель Мрака Миннерзей. Хотя ты можешь звать Гришей.
– Оригинальная школьная кликуха, – одобрила я. – Язык сломаешь. Вижу, вас и в школе не очень любили.
Он отчего-то задумался, погрузился в какие-то воспоминания:
– Языки на самом деле не ломают, их легче вырывать. Кстати об этом. Что за мужчины проявили к тебе интерес? Стоит ли мне беспокоиться на их счет?
– Местные алкоголики? – рассмеялась я. – Да, они ко мне большой интерес проявляют! Как и ко всем, кто проходит мимо! Вы так забавно изображаете ревность, но зачем вы ее изображаете?
И вдруг он отставил чашку, наклонился вперед, ловя взглядом мои зрачки, и произнес очень серьезно:
– Это не ревность, уборщица, а самое настоящее, абсолютное чувство собственности. Уже подозреваю, что твое имя – знаковое, хоть и обманчивое. Я тебя никому не отдам – ни мужчине, ни женщине, а уж тем более – маргиналам, зовущим каждого встречного разделить с ними пивасик.
Я от такого признания окончательно растерялась:
– Да я как-то и сама не горю желанием отдаваться… ни мужчине, ни женщине, ни маргиналам… Вы где вообще такое слово выкопали?
Но он продолжил на той же ноте:
– И если кто-то посмеет тебя обидеть, я сотру его с лица земли. Всю его родовую линию сотру, чтобы даже имени в истории не осталось.
– Вау… – выдохнула я, но совсем без восторга. – Вы психиатра по моему совету так и не нашли? Не надо моих маргиналов стирать! Они абсолютно безобидные и создают здоровую поселковую атмосферу! Но если уж вы сами затронули эту тему, то единственный человек, который меня постоянно пытается обидеть, – это вы сами.
– Я? – он снова улыбнулся и заметно расслабился. – Если такое происходит, то, конечно, от злобности душевной, но без умысла. На самом деле я очень стараюсь тебя не отпугивать – возможно, не всегда получается.
И вновь признание. Он вообще именно этой своей искренностью – прямой, как палка – и обескураживает. А постоянно быть обескураженной весело, но утомительно, потому я просто решила ударить напролом – так же, как постоянно делает он:
– Григорий Алексеевич… – подумала и исправилась, заставляя себя перейти на «ты» и менее официальный тон: – Гриша, я настолько сильно тебе нравлюсь? Это приятно, не буду скрывать, но немного странно, мягко говоря. Все-таки в реальном мире живем – богатые, избалованные самцы никогда не выбирают себе подруг среди уборщиц.
– Откуда тебе знать? – он улыбался мягко и задумчиво. – Да и вряд ли этот реальный мир вообще видел самцов моего уровня. Так откуда информация, кого мы выбираем?
– Самоуверенно! – снова отругала я. – Самец, блин, высоченного уровня!
И он кивнул, соглашаясь:
– Самоуверенно, самовлюбленно, эгоистично, нагло, цинично, жестоко, без грамма справедливости. Но чистая правда. Знаешь, когда-то передо мной лежала тысяча путей, и я выбрал самый невзрачный, чтобы не высовываться, – небольшую, никому не известную мармеладную фабрику. И даже в этой роли я не смог долго оставаться незаметным. Я – хищник такого уровня, что все людишки на подсознательном уровне хотят лечь и подставить мне животы. Про тебя не упоминаю – твой резерв, видимо, велик, раз дает такой иммунитет. Но остальные – ты только посмотри на них! Большинство из ныне живущих не стоят и пяти минут моего времени.
Теперь была моя очередь разглядывать его лицо и делать выводы. Они мне не нравились, но и промолчать я не могла – говорила притом без эмоций, чтобы слова звучали весомее:
– Теперь и меня послушайте, Григорий Алексеевич, – я снова осознанно перешла на вы. – Я действительно считаю вас привлекательным мужчиной и действительно весь сегодняшний вечер размышляла, способна ли вас полюбить. И мне действительно было интересно разобраться, что же лежит в вашей натуре под грудой этого сложного хлама. Однако теперь вижу – ничего там не лежит, кроме беспробудного высокомерия. Я не умаляю ваших заслуг и достижений, но ум и пара редких талантов не дают вам права так относиться ко всем остальным. Вы харизматичны, умеете вызвать симпатию даже при вашей спорной самоподаче, но для меня это слишком. Вот прямо сейчас я поняла – что симпатия к такому человеку мне точно не нужна. Всего хорошего, Григорий Алексеевич! Не будет слишком нагло снова напомнить вам о времени? Хотя о чем я говорю? Вы ведь как раз наглость и цените – то, чего в самом в переизбытке.
Судя по всему, отповедь его ничуть не расстроила:
– Означает ли это заодно и отказ от свидания в пятницу?
– Означает.
– Тогда доброй ночи, Любовь, – он встал и направился к выходу. – Я найду к тебе другие пути.
– Ага, удачи.
После его ухода стало сразу пусто, будто не жила я здесь постоянно в одиночестве. У него все-таки есть эта аура, заполняющая все помещение. И мне было обидно от собственного же решения. Что-то внутри бунтовало – то самое неприятное, которое теперь приходилось подавлять. Именно оно, а не настоящая Любка Краснова, вопило об ошибке – мол, да начхать на его характер и пренебрежение к людям, это же твой шанс щелчком пальцев решить сразу все проблемы. Но я не хотела такого шанса – а как только захочу, сразу пойму, что изменилась невозвратно.
Настроение все-таки упало. А способ привести себя в порядок я знала только один – потому и устроила небольшую уборочку. Лучше не выспаться, чем впасть в апатию от несбывшихся надежд. Мусор выносила уже почти в полночь, а когда возвращалась обратно, замерла – машина директора стояла на том же месте, а в компании выпивох я расслышала знакомые интонации:
– Наливай, Колян. Кстати, сейчас еще за одной сгоняем. Хорошо как здесь – воздух чистый.
– Ты не раскисай, Гришань, – отвечал ему пьяный голос. – Бабы – они ж такие, непредсказуемые! Моя кровь литрами пьет, все ей мало!
– Бабы – зло! – подпел еще кто-то. – Мой рай – мир без баб! А Любашка так-то нормальная девчонка, приветливая! Спокойно, спокойно, не хмурься, Гриш, я без задней мысли хвалю. У меня своя язва – скоро орать начнет, куда я пропал…
Я шмыгнула мимо, пока меня не заметили. Он там с ними решил душевную травму лечить? Это я, что ли, травму нанесла? С ума спятить можно. Знали бы его собутыльники, что он их даже за людей не считает!
Глава 11
Не могу понять до конца, почему я так и не уволилась, но успокаивалась тем, что больше с Григорием Алексеевичем не встречалась. Это вызывало одновременно неприятное раздражение и облегчение – есть такие эмоции, которые хочется хоть раз в жизни испытать, но которые здорово испортят всю биографию, если вообще не изменят характер. Я человек простой, себя в обиду не даю, но руководствуюсь совестью. И нет ничего проще, чем существовать в ладу с собой, даже чего-то лишившись.
