Гробовая тишина затянулась, но никто из нас ее не нарушал и через несколько минут. И вдруг где-то вдалеке что-то хлопнуло – мы с Таней вцепились друг в друга и замерли, глядя на окно, за которым и находился предполагаемый источник звука. Второй хлопок – и мы взвизгнули от радости.
Но за ним раздался третий. Неуместный и ненужный, заставивший нас теперь уставиться друг на друга. Татьяна судорожно зашептала:
– То ли у Васи беда с математикой, то ли это вообще не он стучит.
И я ответила ей проникновенно, точно так же выпучив глаза:
– Понятия не имею. В поселке полно стукачей.
Мы осознали себя в странной позе, отшатнулись друг от друга и вновь упали по своим местам. Теперь и говорить было не о чем. Может, у Васи просто не получилось? Он рукастый полтергейст, но с первого раза могло и не выйти. Снова попросить о том же? Я повернулась к такой же притихшей Тане, чтобы посоветоваться, и увидела, как она с размаха кидает в меня другой учебник – там их целая стопка для любителей пошвыряться.
Совсем увернуться я не успела, потому книга углом прошлась по моей скуле, больно оцарапав. Я схватилась за щеку и завопила:
– Ты что творишь?!
Татьяна ответила мне бесконечно спокойно:
– Проверяю гипотезу. Васи здесь больше нет. Отгадай, куда он отправился.
– А иначе проверить не могла?
– Могла, но не хотела. Это ж ты меня под смертный приговор подвела, потому не ной. Успеем еще поныть.
Я снова рухнула в кресло, признавая всю ее правоту:
– Я надеялась, что все будет иначе, Тань… Помню его взгляд, когда я в амулете ходила. Васе не нравилось то, какой я стала, не нравилась чернота во мне. Он укорял за это! Потому и была надежда… Но… А теперь что остается, кроме как ныть?
– Завещание писать, – предложила она. – Родителям позвонить, приятелям. Можно извиниться перед теми, кого когда-то обидела. Много не успеем, зато не окажемся в том же положении, что Вася.
– Как оптимистично! Мне нечего завещать, а людей я не обижала – по крайней мере, осознанно!
– Есть и другой путь, – Татьяна смотрела на меня пристально. – Брать сотовый и звонить дорогому, всеми уважаемому Григорию Алексеевичу. Признаваться, что мы одумались и отныне вечные слуги зла, если ему надо. Он к тебе, похоже, испытывает настоящую симпатию, потому хотя бы выслушает. Укокошим петуха или сделаем еще что-нибудь, что потребует для доказательства лояльности. Все лучше, чем самим укокошиться во цвете лет.
Я взвесила доводы и мотнула головой:
– Нет, у меня еще завещание не написано! Начну с него. Только вот учебники от тебя подальше уберу.
Я никогда раньше всерьез не задумывалась о бессмертии души, но происшествия, коим я была свидетелем, подтверждали, что по ту сторону черты имеется еще целый мир непознанного. И вдруг там на самом деле будет важно, с чистыми мыслями ты покинула этот свет или от трусости подписалась служить злу? Вон, Вася, при жизни нехороший человек, покоя себе найти не смог.
Мы так и сидели – я не писала завещания, а Татьяна не звонила родителям. Сидели, смотрели в темнеющую пустоту и придумывали про себя самые ужасающие варианты развития событий. Уже было слишком поздно, но время куда-то улетало мимо нас, незамечаемое.
– Люба, – Таня нарушила тишину приглушенным голосом, хотя я и от него вздрогнула. – Извини, если чем обидела.
– Да ничего, – великодушно и также тихо ответила я.
– Я тут подумала, что ты сейчас мой самый близкий человек. Потому извини.
– И ты меня, – ответила, потому что точно не знала, как на такое отвечать. – Кстати, а ты почему домой не собираешься?
– Боюсь, – Татьяна призналась честно. – А у тебя тут уютно. Романтика шалаша и апофеоз антитщеславия.
– Оставайся, – я поняла ее намек. – Пойду ужин нам придумаю. Не переживай – ты меня не сильно стеснишь.
– Да я и не переживаю, – ответила Татьяна, ступая за мной на маленькую кухню. – Просто надеюсь, что Григорий Алексеевич слишком тебя ценит, раз так усердно искал с тобой общий язык. И если ты начнешь быть миленькой, то рядом с тобой самое безопасное место.
Я оглянулась на нее через плечо, предупреждая с накатившей злостью:
– Оставайся только до завтра! Еще не хватало, чтобы меня выселили со съемного жилья – было бы ради кого рисковать!
– Так это жилье еще и съемное?! – ужаснулась она. – У кого-то хватило наглости сдавать эту убогую хижину, а у кого-то – глупости за нее платить?
Ох, мне с таким приятным человеком и до утра будет сложно дотянуть. А когда Григорий Алексеевич явится нас уничтожать, я с превеликим удовольствием ее вперед выдвину. Зато супчик гостья пожирала с аппетитом, словно фуа-гра. И как раз на моменте, когда я раздумывала, предложить ли ей добавку, из комнаты раздался стук – одиночный, если уж быть точной.
Мы обе его расслышали и мгновенно забыли о еде. Вновь захотелось кинуться друг другу в объятья и так немного постоять для повышения бодрости. Но сдержались, а тело почти сразу прошиб озноб. Несколько секунд у меня ушло на осознание – холод идет не изнутри тела, не от нервной дрожи, просто в комнате распахнулось окно. Стоит ли упоминать, что пластиковое окно само по себе не распахивается? Но сквозняк с зимней улицы не оставлял сомнений.
Решив показать пример смелости, я шагнула в комнату первой. Татьяна сразу же приклеилась к моей спине – и я ее понимала: когда боязно, лучше изобразить, что поддерживаешь товарища и жаться к нему ближе. Я быстро включила свет. Еще быстрее подошла к окну и закрыла его. Лишь после того Таня вскрикнула. Вскрикнула и я, когда проследила за направлением ее дрожащего пальца.
На тумбе, поверх немного истощенной стопки учебников лежала доска. Спиритическая доска из комедийных или страшных американских фильмов. Понятное дело, что раньше ее там не было и быть не могло – мы же не в комедийном фильме.
До меня смысл дошел быстрее, потому я радостно задышала. Но и Татьяна отличалась сообразительностью, потому, продолжая указывать пальцем, заговорила с заметным облегчением:
– То есть два раза стукнуть Вася не мог, а притащить сюда это сумел? Нам точно нужен союзник с такой логикой?
Не точно. Но не в нашем положении кривить физиономии.
Глава 18
Никто из нас и не думал вспоминать о завтрашних будильниках, которые отправят меня на учебу, а Татьяну – на работу. Нашлись трудности посложнее, чем недостаток сна. Интернет помог нам освоить принцип работы с доской, хотя в первые минуты нас разбирал нервный смех – визгливое и неосознанное хихиканье, означающее полное отсутствие веселья и погружение психики в стресс. Это и мешало сосредоточиться, и помогало не свихнуться.
– Вась, это ты? – истерично хохотала Татьяна.
– Василий, ты с нами? – не отставала и я. – Мы можем тебе доверять? В смысле, у нас все равно нет выбора!
