– Вот такая она у меня. Ничего с этим поделать не могу. Как думаете, это лечится? – он указал подбородком в мою сторону, пока я заканчивала натирать до блеска панели.
– Что вы, Григорий Алексеевич! – смущалась женщина, которая уже давно посчитала, что уборка закончена. – Это же такая редкость в наши времена – отыскать прекрасную хозяюшку. Люба, наверное, хочет произвести на вас хорошее впечатление – вот и старается!
Я глаза вверх закатила, но руку с тряпкой остановить не могла – пусть сначала панель заблестит, а уж потом я буду возмущаться оскорбительными предположениями. Однако Гриша сам парировал в самом лучшем ключе:
– Эх, если бы. Она рождена для того, чтобы уничтожать хаос. Я рожден, чтобы хаос сеять. И в наших отношениях пока не было ни единого момента, в котором она мечтала бы мне понравиться.
– Мне кажется, вы преувеличиваете, Григорий Алексеевич!
И я подпела – дабы не забывались, что я здесь и все слышу:
– Мне кажется, вы преуменьшаете, Григорий Алексеевич!
Он пребывал в прекрасном расположении духа и тихо посмеивался:
– Заканчивай уже, моя Любовь. У меня на тебя большие планы, которые ты сама же недавно предложила.
– Еще десять минут…
Гриша перебил задумчиво:
– Во мне не было недостатков, присущих людям. Например, я не знаком с ревностью – глупейшим ограничителем, который торчит иголками в мозгах некоторых индивидов. Но теперь я начинаю с ней знакомиться.
– К швабре меня ревнуешь? – подколола я.
– Ко всему, что ты находишь более интересным, чем я. Этот мир стоило бы разрушить только затем, чтобы кроме меня у тебя не осталось забав.
– Как интересно звучит!
Я похвалила фальшиво, но сама покосилась на теть Аню, которая все еще мялась в проходе. Она и в разговоры вмешиваться не хотела, и явно не понимала даже части настоящего смысла, но и не знала, как уйти, пока я вроде бы ее работу выполняю, выполняю, никак оторваться не могу. Наверное, ощущала себя уязвленной – как если бы в ее профессионализме кто-то сомневался. Гриша проследил за моим взглядом, усмехнулся и выпроводил домработницу восвояси так, как сделал бы это до моих лекций о воспитании:
– А вам не кажется, что вы мне личную жизнь строить мешаете? Может, уже до вторника?
Теть Аня очнулась:
– Да, конечно, до вторника…
– И чтоб во вторник вы закончили до моего прихода. Лучший работник – это тот, чью работу я вижу, а самого его – нет.
– О, разумеется! Я, пожалуй, пойду. До свидания, Григорий Алексеевич!
– Раздери меня тьма, ну почему я все еще это вижу и слышу? В некоторых надо томагавками кидать, чтобы им быстрее шлось!
Не знаю, обиделась ли она. Или тоже, как сотрудники мармеладной фабрики, только внутри ему мучительной смерти желает, а вечерами просматривает поступления на счет и успокаивается. Я тут недавно всех спасать собиралась, но факт в том, что иногда люди обязаны и сами хоть немножечко спасаться.
Я же, заканчивая, отметила другое:
– Ты снова хамишь людям.
Но Гриша, развалившийся на стуле и водрузивший ноги на стеклянную столешницу, даже морщиться от моего упрека не собирался:
– Все потому, что я голоден, Любовь. Мне тут была обещана домашняя диета – я жду.
Убрала принадлежности под мойку, сполоснула руки, тяжело вздохнула, но заставила себя повернуться к нему и подойти.
– Ты прав. Давай побыстрее – перетерплю и освобожусь на сегодня. Лишь бы ты больше не трогал Татьяну или кого-то еще.
– Куда мы спешим? – он изображал удивление. – Сначала ужин… Нет. Сначала душ, потом ужин.
– Душ? – я решила, что он насмехается.
– Понятное дело. Я не ем людей вперемешку с моющими средствами. Если уж изображаешь жертву, так делай это качественно.
– Ладно! – я невольно начала злиться. – Но ужинать с тобой не буду! Ты, наверное, плохо слышишь – я не буду твоим врагом, но и другом не буду. Так что не изображай беззаботные отношения!
– Будешь, – мягко надавил он. – А если ты помрешь в процессе от слабости, мне потом еще и от трупа избавляться? Какой недолгий нейтралитет ты запланировала.
– Ладно! – повторила я, направляясь к арке проема. – Где тут у тебя ближайший душ? А, не надо, сама найду. Кстати, убери ноги со стола – я здесь недавно все вымыла!
Остановил меня его смех:
– О-о, как же я долго ждал этой фразы. Рад, что наконец-то сбылось. Но еще никогда бык не шел на мой алтарь месяцами.
Я развернулась и погрозила ему пальцем.
– Не смей называть меня предсказуемой!
– Что ты, дорогая! – он продолжал хохотать. – Я просто тихонько за себя радуюсь – вот все вокруг изменилось, а я нет, все еще умею прогнозировать события. Значит, остался порох, как говорится. Давай скорее, непредсказуемая моя, ужин стынет. Да и мир сам себя не спасет, как видишь, повсюду требуется твое участие.
Я подавила очередную вспышку злости – нечего открывать трапезу до того, как усядемся за стол. А чтобы спорить с Гришей, требуется сначала упасть до его уровня. Зато в душе намывалась как можно дольше. Пусть подождет!
Вот только когда вылезла из душевой кабины, обнаружила, что моей одежды на вешалке нет. Содрогнулась, ведь дверь я изнутри точно заперла! Но что ему замки, когда вокруг витает черная магия, а сам он – ее концентрация? Вместо моей футболки и джинсов я нацепила его штаны и рубашку – не уверена, что они находились здесь раньше, а не были принесены после. Вполне возможно, что таким образом он решил полностью изолировать себя от запаха не самой чистой одежды. Ну ничего, переживу. Хотя уже в мысли заползают сомнения, стоит ли распрекрасная Татьяна таких усилий.
Ужинали мы молча. Поглядывали только друг на друга: я с растущим страхом, он – с иронией. И я отчего-то хорошо представляла его эмоции: Зло уже ест мой ужас, ему ожидание нравится столь же сильно, как сам процесс. Вполне возможно, он не соврал насчет голода, но какое же удовольствие – наблюдать, как я борюсь с собой, сдаюсь ему, но делаю вид, что сдаюсь себе.
– У меня будет временной провал? – я разбавила тишину.
– А ты хочешь, чтобы был? – он выводил из себя тем, что отвечал вопросом на вопрос.
Значит, и мне можно поступать также:
– Твои жертвы хотели, чтобы он был?
– Жертвы… – повторил Григорий с усмешкой. – В чем же жертва, дорогая Любовь, если человек не помнит, что именно произошло? Это мой подарок им. Или, скорее, моя подстраховка от настороженности.
– Понятно. Во всем есть свой мотив. Процесс настолько ужасен, что людям лучше о нем забыть?
– Не терпится узнать? Тогда заканчивай быстрее со своим ужином – приступим к моему.
