Помешают, но не кошмары. И казалось, что это-то он как раз превосходно понимает, потому и я на этот раз попросила, уняв гордость:
– Сделай провал. Ведь всем предыдущим жертвам делал.
– Чтобы они не придумывали объяснения необъяснимому. Но ты уже в курсе, с кем связалась. На кой хрен удалять несколько минут – чтобы ты и в следующий раз так же меня боялась? Или мне тебе последние два месяца стереть?
– А так можно было? – обрадовалась я. – Стирай! И потом сразу уволь, когда я на работу явлюсь – уволь меня, Гриша, иначе мою натуру не уймешь! Я, конечно, воин света, но это от безысходности – лучше б вообще ничего не знала.
– Какое интересное решение твоей проблемы. Но я-то все буду помнить, потому просто подведу историю к той же точке. Она неизбежна, хоть десять раз попытаемся повторить.
Он смотрел на меня веселыми глазами, и я не сразу сообразила, что не так… А когда сообразила, не смогла испугаться. Просто красный ему очень идет, именно этот оттенок – кровавая радужка, распускающаяся от расширенного зрачка неровной звездой. Иллюзия или сама спала, или он ее снял, желая посвятить меня в еще один пункт о себе. Я попыталась припомнить, какой цвет видела раньше, – и никак не могла. То был не его цвет, им же придуманный для конспирации. Намного легче вообразить на месте красного желтый…
– А можешь желтый? – возглас опередил мысль.
– Это не совсем от меня зависит, – он будто наслаждался моим любопытством и слегка склонил голову. – Увидишь желтый – значит, я задумал что-то хитрое. Черный – я спокоен. Красный – беги.
– Ничего себе, это так странно… Стоп! Но сейчас как раз красный!
– А я что сказал? Беги.
– Куда?
– Или в спальню, или от меня, полагаю.
Я быстро спрыгнула со стола и заозиралась, пытаясь представить, где в этом лабиринте найдется моя собственная одежда.
– Я тут вспомнила, что мне домой давно пора. В смысле, к Татьяне! Подвозить не надо – спасибо, что не успел предложить!
– К Татьяне для отчета? Ваш маленький орден все еще существует? Вы бы хоть фонарики прикупили, воины света, – подтвердил он, что в курсе вообще всех деталей моего бытия.
Я бежала по коридору, заглядывая в комнаты. Во второй увидела свои вещи на краю стола. Но это мне не мешало громко ругаться:
– Вася, ты конченый гад, понял? Предатель и ничтожество!
– Его здесь нет, не надрывайся так, – ответил Гриша из столовой так же громко. – Я его отправил погулять.
– Тогда передай ему, что он гад и ничтожество!
– Ага. Обязательно. Как он мог – вот так верно служить мне? Идиот, наверное.
– Придурок!
– Это ты сейчас о ком?
На провокационный вопрос я отвечать не стала – уже переоделась и отправилась к двери. Но перед ней замерла, вспомнив о трудности.
– Гриш, открой, пожалуйста.
– При одном условии – завтра мы снова встретимся здесь. Я согласен на сделку, если не буду сидеть на голодном пайке.
И, не дожидаясь моего кивка, распахнул дверь. Я вылетела в подъезд и помчалась по лестнице, не хотелось ждать лифта под смеющимся взглядом.
Вообще-то, ничего прямо ужасного не произошло, и незачем притворяться. Чудище наелось – и ладненько, с меня не убыло. Странно оно только наедалось, но это не мое дело. А я что? Просто человек со своими слабостями – и последняя, кто будет осуждать себя за слабости.
Все эти выводы были верными, вот только Татьяне я почему-то подробности рассказывать не захотела. Быть может, мне совсем немного было стыдно за собственные противоречивые эмоции. Или еще стыднее за то, что такой нейтралитет уже не вызывает мороза по коже. И не то чтобы у меня были причины для переживаний или самоосуждения, но вся моя жертва в подобном свете перестала выглядеть тем, что я себе представляла.
Глава 22
И ничего такого, что на следующий день я летела на встречу с Гришей в приподнятом настроении. А на каком камне выбито, что быки не должны ловить кайф на жертвенном алтаре? К счастью, хозяин был дома и в одиночестве, потому можно сразу приступать.
Но ему, как обычно, хотелось поговорить. Или поужинать вместе – возможно, эту важную мысль я сразу и упустила: даже Древнее Чмо может устать от собственного одиночества. Вот я и попыталась изобразить, будто никакого напряжения между нами и в помине нет:
– Как дела на работе, Гриш?
– Примеряешь на себя роль молодой жены, Люба? – он вновь усмехался.
– И правда, с чего я вдруг? Наверное, просто твоя работа совсем немного связана с местом моего трудоустройства? Потому повторю вопрос – как у нас обоих дела? Все идет по рентабельному плану?
– Идет, – ответил он, но с неожиданной серьезностью. – Но тебе ли переживать? Вряд ли ты потеряла бы работу, даже если бы фабрика неожиданно вылетела из моих рук. Добавить еще немного пустых слов или фунчозы?
Я устало вздохнула и пояснила назидательным тоном:
– Гриша, праздная болтовня делает человеческое общение более… человеческим. Я спрошу о твоих делах, ты спросишь о моих. Так мы качественно притворимся, что интересны друг другу не только как еда и голодный.
– Понял, – он смиренно принял аргумент. – Рабочий день прошел неплохо. Хотя какие-то трудности возникли. Не думаю, что это стоит наших с тобой тревог. Я оставил Татьяну в офисе – позвонит, если что.
– О, так ты решил перестать питаться Татьяной, зато загонять ее до смерти? Как мило!
– Мило – это то, что ты считаешь себя вправе меня отчитывать, моя Любовь, – он опять говорил расслабленно. – Выбрала себе миссию, так изволь переть по ней, не отвлекаясь на детали. Кстати о миссии, ну и как тебе на стороне Добра живется?
– Превосходно! – честно ответила я. – Ночью я спала как младенец. Такое нередко случается с людьми, у которых совесть чиста. Вот бы и тебе попробовать! У тебя никакого аналога совести не предусмотрено?
Гриша рассмеялся и уже в который раз ответил вопросом, переводя разговор в непонятное философское русло:
– Это так глупо со стороны людей – пытаться выбрать одно или другое, если самой природой в них заложены обе стороны. Ну почему ты никак не можешь понять, что добро и зло – одинаково кастрированны, если их абсолютизировать. И то и другое – тупики для развития.
– Как интересно об этом слушать именно от тебя, – я повернула к более интересной теме. – Сам-то выбрал одну сторону и живешь себе в тупике.
– Так я и не человек. Мне можно.
– Удобная позиция, ничего не скажешь. Так когда мы приступим к делу?
Он, разумеется, сразу уловил, какое дело я имею в виду – оттого-то и глаза, до сих пор черные, начали краснеть. И улыбка приобретала озорной оттенок.
