– Так и знал, что ты предпочтешь другой порядок…
В общем, я докукарекалась. Добудила то, чему было положено начало за несколько лет до моего вмешательства. Без одежды я осталась за считанные секунды – Древнее Зло определенно разбирается в любых застежках. Кухонный стол рухнул через неполную минуту – здесь все были готовы к этому этапу отношений, кроме непосредственно стола.
Началось все сразу не невинно, но показалось невинным по сравнению с продолжением. У некоторых явно продвинутая фантазия в подобных вопросах. Собственно, той ночью Добро несколько раз победило Зло. Зло уже под утро взяло последний реванш, но пригрозило Добру, что если последнее будет так развратно изображать сонливость, то Злу придется снова проиграть, чтобы потом два раза выиграть.
Успокоиться бы, ведь я убедилась, что Татьяна ошибалась. И все-таки в ту ночь я переключила наши отношения на другой режим. Теперь я уже не тянула Гришу в парк на свиданиях, а он перестал мечтать поплавать среди пираний – пока нам было интересно выяснять, нравится ли Добру больше быть сверху или снизу в этой замечательной войне.
Глава 25
То ли Гриша не такой мудрый, то ли в его плане был прокол, то ли мы вовсе не поспешили, а наоборот, ускорили. Близость с ним изменила меня за несколько дней. Очнулась я в какую-то из сред, когда собиралась в институт и ругалась:
– Тетради по аудиту нет, а сегодня лекция!
– Сгонять? – Григорий все еще потягивался в постели. – Дай мне ключ и восемь минут.
Я мотнула головой, один раз можно и без тетради обойтись, но только в этот момент будто бы проснулась посреди собственного сна. И когда все это успело произойти? Когда я практически переехала в его апартаменты, или он практически переехал ко мне, а сутки начали отсчитываться только утренними звонками будильника?
Отказалась, чтобы он меня подвез, как делал вчера и позавчера, отговорилась предстоящим сложным днем – будет лишним начинать его с автомобильной гонки. Но на самом деле я силой воли вырвала себя из бесконечного блаженства, чтобы глянуть на него со стороны и хорошенько подумать.
Влюбилась, конечно. А секс добавил влюбленности перца и седативов. Утонула в каком-то тумане, где даже на работу отправлялась в веселой компании, а сразу после уборки мы оба могли уже ни в чем себе не отказывать. Потеряла последние ориентиры… и случилось то, что Григорий предсказывал – видимо, его план все-таки оказался логичным. Я резко, будто уже прыгнув с моста, вдруг начала делить события на правильные и неправильные. С одной стороны, пока я рядом со Злом, у него связаны руки – мною. Для бесчинств времени не остается. С другой, разве хороший человек может влюбиться в того, кто убивал и собирается убивать людей, который даже не определился, с какой степенью жестокости будет усмирять законных наследников бывшего директора мармеладной фабрики? Запоздало, едва протирая после дремы глаза, во мне просыпалась совесть – вернее, врожденное стремление во всем неправильном навести порядок.
Впервые в жизни я ощутила, что думать бывает больно – начинаешь, и тут же накрывает несостыковками, душевными резями. Я Чистильщица, таковой и останусь. Но он Зло – нелепо полагать, что его сердце можно вычистить добела. Так и где поставить границу, чтобы не перестать быть собой… но пока и не разрывать ту связь, которая так приятно установилась и продолжает крепнуть?
В этой дилемме мне никто не мог помочь: Василий неизбежно хвалил, Татьяна неизбежно ругалась, сотрудники фабрики всем коллективом махали, издали завидев меня: они все еще не забыли, кто их босса случайно преобразил. И ведь правы, черт их дери! Я мимоходом навела кое-где порядок и тем возложила на себя неподъемную ответственность.
Мои изменения внимательный Григорий заметил почти сразу. Он несколько раз пытался вытянуть из меня, что происходит, но я шутливо уходила в сторону. В какую-то из пятниц твердо вознамерилась попросить о небольшом перерыве в отношениях – только для того, чтобы в разлуке самой очнуться и принять верное решение.
Но он за ужином неожиданно предугадал ход моих мыслей:
– Ты ведь не хочешь расстаться, моя Любовь?
– Я не… хочу, – произнесла неуверенно и так, что в ответе ответа как такового и не прозвучало.
– Кажется, кому-то нужно накинуть пару оргазмов, – он улыбался легко. – Сегодня я тебя свяжу – и не вздумай возражать.
Сначала задрожала от предвкушения, но через пару секунд заставила себя остыть. Ведь это и есть его способ решения любых проблем! Хмурюсь – на тебе оргазм. Трудный день – на тебе расслабляющую ванну, а потом оргазм. Плохая оценка за контрольную – на тебе смешные разговоры, заставляющие забыть обо всем, потом ванну, потом оргазм. И плевать на то, что так я еще больше погружаюсь в счастливое небытие. Хоть амулет надевай, честное слово, чтобы тошнота в мыслях исчезла!
Гриша продолжил спокойно, не выдавая, что его в моем состоянии тревожит:
– Видимо, ты все-таки начала делить на грязное и чистое. Может, я какой-нибудь гребаный пророк, а не Древнее Зло?
Я встала, забыв о потрясающей лазанье на тарелке, и заявила решительно:
– Точно, пророк. Потому сегодня я отправлюсь домой. Подумаю, где правильное, а где неправильное!
– А лучше оставайся, – он призывно улыбнулся. – Уладь с собой все дилеммы и начинай ставить мне ультиматумы. К примеру, ты мне минет, а я завтра утром собираю юристов и переписываю фабрику на наследников. Видишь, любую игру можно сделать интересной, стоит только захотеть.
– В том-то и проблема! – зашипела я. – Вижу, что от тебя всего можно добиться – угрозами, шантажом, уговорами или лаской. Но это не делает самого тебя лучше. Ты грязь, Гриша, по природе своей. И я была обречена тебя полюбить – для меня же не могло быть мужчины привлекательнее, чем с таким бардаком внутри! Это чистое чувство, абсолютно предсказуемое. Но оно не делает чище тебя!
– У-у, значит, нужно твои ультиматумы сделать более сложными…
Он не понимает, или только делает вид, поскольку имеет все основания полагать, что я прокричусь и сдамся, как десятки раз до того сдавалась. В порыве раздражения я забылась – подлетела к двери и, едва коснувшись ее, сумела распахнуть. Но не вылетела на свободу, а развернулась к мужчине, который остановился в проеме, и закричала, обвиняя:
– Видишь?! Вот об этом я и говорю! Это знак – во мне становится столько черного, что я твою идиотскую дверь без труда открываю!
– Это не знак, а показатель, – поправил Гриша. – Того, что ты сейчас очень злишься – на себя саму. За то, что влипла в такую грязь, которой раньше не знала, но и выдрать себя из нее не можешь. И к этому ощущению можно привыкнуть, моя Любовь.
– Ну уж нет, не собираюсь я привыкать! Тогда выход один – никогда больше тебя не видеть!
Я выкрикнула подобное от переизбытка нервозности, вряд ли пока всерьез полагала, что мне хватит духу. Но слова прозвенели, сотрясли воздух. Или этот грохот раздался уже не от меня?
