– О чем это ты? – я нахмурилась.
– О засосе на твоей шее. Возбуждающе выглядит.
– Так это ты оставил! – возмутилась и подтянула ворот рубашки чуть выше. – Совести нет! Мне в институт завтра в водолазке идти?
Он ответил с легкой улыбкой:
– Проще найти водолазку, чем у меня совесть.
Мне осточертела эта тема, да и не хотелось его еще сильнее насторожить, потому отодвинула опустевшую тарелку и встала:
– В общем, вы тут сами с отсутствующими рудиментами разбирайтесь, а мое сердце требует развлечений!
– Опять в какой-то комнате убираться? – сразу догадался Гриша. – Люба, ну хоть иногда бери себя в руки. Я домработнице за это плачу!
– Ей плати, а меня удовольствия не лишай! – распорядилась я. Но в арке обернулась и добавила: – И не ищи Василия. Он меня всегда раздражал – и если сгинул, так только лучше.
– Как прикажешь, душа моя!
Последнее прозвучало иронично, но если разбирать досконально – а при уборочке всегда получается именно досконально – то он впервые назвал меня так, вместо обычного «моя Любовь». Но в этом есть смысл, который сразу не уловить: у этого древнего эгоиста нет души и совести, но сама я, мое мнение, отчасти такой недостаток компенсируют. Вот только что получено очередное доказательство: он не будет искать Василия и тем самым предоставит ему некоторую свободу, плюс монетка в копилку добрых дел.
– Люба, – Гриша позвал минут через двадцать, когда я с удовольствием протирала пыль на полках в самом дальнем кабинете. – Что тебя беспокоит? Или иначе – каким количеством карат можно перекрыть твою обиду?
Я вначале заставила себя улыбнуться, лишь затем повернулась:
– Кажется, ты меня по привычке с кем-то путаешь, дорогой? Все пройдет, только продолжай быть милым.
– Но я вижу, что стоит мне только на несколько минут оставить твои рецепторы без раздражителя, как ты погружаешься в какие-то грустные мысли. Поиграй со мной в психолога – вытащим все наружу. А потом, если хорошо справишься, я поиграю с тобой в гинеколога.
Усмехнулась и качнула головой:
– Все в порядке, Гриш. Это я тебе как психолог утверждаю – нельзя изменить человека, он может измениться только сам. Мне нужно время к этому привыкнуть.
– Я меняюсь! – заверил он, но я ни на грамм не поверила. – Открой глаза, моя Любовь, я переписываю собственное прибыльное производство проходимцам! Я слил хренову тучу денег на инвалидов, которым ничем не поможешь!
– Молодец, – похвалила я без азарта. – Но все эти действия никак не связаны с бескорыстным самопожертвованием. В тебе его просто нет и никогда не будет. Ты ведь умный, не заставляй меня объяснять, дай время привыкнуть.
Он грязно выругался – как сплюнул себе под нос. Я не прислушивалась, но все равно уловила, в каком именно гробу он видал самопожертвование и прочие идиотские штуки, придуманные людьми, чтобы ощущать себя значимыми. А он, мол, значим сам по себе – для существ его уровня все эти финтифлюшки ни к чему. И если я продолжу его упрекать, то он снова начнет планировать конец света – вот тогда-то я и осознаю, что была не права.
Просто молча пожала плечами – дескать, я ведь не упрекаю, он сам это придумал зачем-то. Будь он человеком, то психолог на моем месте решил бы, что Гриша сам себя за что-то упрекает.
Нецензурная тирада была бесконечной – он вообще в этих делах умелец, каких поискать. Хороший навык, пригодится в реализации лаптей позже. К моему облегчению, эпический спич был прерван звонком его сотового. Услышав знакомое имя, я заинтересовалась и отложила тряпку, проследовав за ним в коридор.
– У Татьяны что-то случилось? – полюбопытствовала я, когда он закончил разговор.
– Ты у нее случилась! – ответил он непонятно, но смилостивился и решил объяснить: – Она должность наверняка потеряет – новым владельцам старая секретарша не нужна. Просит меня взять ее с собой – в ремесло или куда я теперь подамся. Давай, моя предсказуемая Любовь, начинай говорить, что я обязан это сделать, чтобы ты улыбалась. Как я могу не пристроить твою подружку, верно?
Я то ли скривилась, то ли улыбнулась – в общем, вышла та еще гримаса. Дело в том, что Татьяна со мной перестала разговаривать. Сразу после того, как я сообщила ей о «подарке». Дальнейшее пересказать не успела, поскольку она не брала трубку. Но это вряд ли бы ее умаслило. Татьяна попросту не могла пережить новости, как мне, всей из себя недостойной, вручили такой презент. Она-то и умом, и внешностью посолиднее, ан нет, пролетела в лотерее. И звонит она теперь Григорию не потому, что отчаянно боится остаться без рабочего места, – наверняка все еще теплит надежду и себе подобный куш отхватить.
Потому я и ответила как можно равнодушнее:
– Делай, что хочешь, Гриш. Татьяна точно не пропадет, ее на любую вакансию с руками и ногами оторвут. Но если лапти пойдут неплохо, то не забывай, что она моя подружка.
– Злостная манипуляторша! – обрадовался Григорий, быстро забыв о плохом настроении.
Вот так мы теперь и сосуществовали – самый настоящий военный нейтралитет, к которому я так долго шла. И расстаться сил нет, и мир бросить без присмотра совесть не позволяет, но все отношения строятся по правилам грубого диктата – с волками жить, как говорится. Особенно с волками, которых невозможно взять и разлюбить.
Глава 27
Весна всегда добавляет чувствам остроты – мы все-таки животные, как и выражается Гриша, у нас внутри тоже распускаются зеленые листья или гормоны. И невозможно не наслаждаться бытием, особенно когда жизнь полная. Ее полноту я осознала сразу после того, как перестала себя гнобить и застыла в ощущениях. А что еще для счастья нужно? У меня интересная учеба, интригующий и непредсказуемый во всех вопросах любимый нечеловек, самая потрясающая на свете работа – новым владельцам хватило ума не увольнять всех сотрудников, они даже Татьяну лишь попросили переместиться в экономический отдел, подчеркивая тем, что не очень понимают решение ее бывшего босса, а оттого не особо доверяют и его секретарше. Переместиться-то она переместилась, но явно не была довольна подобной перестановкой – ей не по статусу сидеть среди простых смертных и заниматься тем, чем может заниматься любой хилый выпускник замшелого МГУ… Татьяна все еще со мной не разговаривала, потому эти новости я узнавала от самого Григория или от уборщиц во время смен.
Гриша меня все еще продолжал веселить. Например, он, древнейший и опаснейший, в некоторых вопросах вел себя как ребенок: просчитывая стратегии на сто шагов вперед, он никак не мог понять значения слова «экономия». Что это вообще? Зачем? Я со смехом намекала, что его лопающиеся от переизбытка банковские счета когда-нибудь иссякнут – а при его образе жизни это произойдет скорее, чем с любым другим, и вот только тогда он осознает глубинный философский смысл слова «экономия». Но Гриша не умеет бояться – он только потирает руки и пересматривает стратегии на сто шагов вперед. Я разучилась пугаться вместе с ним, за компанию. Есть такие личности даже среди людей, которые и на необитаемом острове найдут себе Пятниц в качестве рабсилы и отгрохают замок, а у Гриши в крови содержится ген обеспечивать себя излишками и благополучием – он, кажется, не пропадет, когда все вокруг пропадут. Немного жаль, на самом деле, ему для настоящей человечности и не хватает капли уязвимости.
