Да, девушку можно было бы посчитать чокнутой и посоветовать ей отправиться в сумасшедший дом. Меня и самого часто называют сбрендившим, но, как говорил Чеширский кот: «Я не сумасшедший, просто моя реальность отличается от вашей».
«…Возможно, тебе плевать, и ты не думал ни о чём таком, когда писал эту песню. Но я возненавидела её всеми фибрами своей души. Под ритмичную мелодию и твой приятный голос меня изнасиловали. Это была вечеринка, на которую мне повезло попасть. Огромная удача, так считала я, потому что не принадлежала к кругу избранных счастливчиков среди студентов университета. Я посчитала, что мне повезло. Если это везение, то у госпожи Фортуны отвратительное чувство юмора. Ко мне начал клеиться парень. Местный красавчик, звезда университета. По нему вздыхали все девчонки. Тебе, наверное, это знакомо. Ты же до сих пор пользуешься успехом у женщин и заставляешь дрожать от звука твоего голоса. Я немного выпила и почему-то посчитала, что нет ничего страшного в том, чтобы поцеловаться с этим парнем. Он повёл меня наверх. Я думала, что на первый раз мы обойдёмся просто поцелуями и жаркими объятиями, ведь я ещё не заходила так далеко с парнями.
Но он решил иначе. Когда я поняла, что он хочет секса, то прямо заявила о том, что не готова на такое сближение. Он встал и включил музыкальный центр. Парень не обращал на меня никакого внимания. Я попрощалась и хотела уйти, но за дверью меня ждал его приятель. Он толкнул меня в комнату и спросил: “Кто первый, парни?” Я поняла, что за спиной друга стоит ещё один верзила… Меня втолкнули в комнату. “Поставь музыку громче, мулаточка будет громко кричать…” Я сопротивлялась, но их было трое. Здоровые и накачанные парни. Все как один спортсмены. Сначала они влили в меня много спиртного, потом насиловали по очереди. Пока двое держали, третий усердно трудился сверху. Или сзади… Потом они решили, что можно попробовать и вдвоём, пока третий делал снимки для своего home-video.
Это было ужасно. Они были, словно дикие звери, рвали меня на части и никак не могли насытиться. И всё это время на повторе играла та самая песня. Твоя песня… Я возненавидела ее. Она звучала, как издевательский гимн. Я не помню, сколько времени это длилось. Когда они мыли меня в душе и одевали, думала, что уже умерла и нахожусь в чистилище.
Потом я очнулась на лужайке возле дома от криков родной тётки. Она посчитала, что я опять тайком сбежала повеселиться и громким криком созвала всю округу! Надавала мне пощёчин и завела в дом.
Мы обратились в полицию, но когда у обидчиков много денег, дело оканчивается ничем…»
Я выдохнул и потянулся за ещё одной сигаретой.
«…Меня выставили гулящей девицей, алчной до денег. Я вернулась ни с чем. Даже медосвидетельствование ничего не значило. Сама виновата – так сказали мне. Единственное, что я получила – это приказ “не высовываться”.
Дальнейшая моя жизнь в университете напоминала кошмарный сон. Этим ублюдкам оказалось мало просто поиздеваться надо мной. Они делились фотографиями с друзьями. На меня навесили ярлык потаскухи. Мне постоянно поступали грязные предложения. Я стала изгоем и перевелась на дистанционное обучение, потому что стало совершенно невозможно находиться в университете…
Но самое ужасное случилось потом. Тётка увидела, как меня тошнит утром, и заставила сделать тест на беременность. Я оказался положительным. Тётка запретила мне делать аборт. Она набожная и сказала, что это моё испытание. Испытание нежеланным ребёнком, отца которого я точно не знала.
Думаешь, мне стало легче? Нихрена! О каком счастливом талисмане ты пел, Лиам? Твоя песня преследовала меня всюду. Популярная даже спустя столько лет! Она лилась отовсюду, а я ненавидела каждую ноту, каждое слово…»
Да, детка, в жизни случается дерьмо. Нельзя быть таким доверчивым мотыльком. Вот тебе и оборвали крылья, а потом подожгли… И ты решила, что моя песня тому виной. Я сделал паузу, а потом продолжил читать:
«И я совру, если скажу, что хотела выносить здорового ребёнка. Я его тайком ненавидела, хоть и понимала, что крошечный человечек ни в чём не виноват. Я ждала, что произойдёт что-то страшное, но, как назло, ничего не происходило. Кроме того, что в глазах горожан я оставалась подстилкой и шлюхой.
Потом мы переехали в другой город. Но это уже совсем другая история.
Наверное, ты читаешь и думаешь: дурочка, ты сама виновата в своих бедах, причём здесь я? Может быть, и не причём, кроме того, что твоя песня преследовала меня всюду.
Однажды она изменила моё отношение к родившейся малышке. Я не хотела притрагиваться к ней после родов. Боялась посмотреть в лицо крохотному младенцу и узнать в нём черты лица одного из насильников… Малышка лежала в кроватке и плакала, надрываясь, была голодной. А я упрямо сидела, сложа руки, хоть сердце и разрывалось от ее плача. Персонал роддома обругал меня. Малышку забрала покормить медсестра, она же вернула её спящей, напевая под нос песню. Ту самую песню! Твою песню…
– Смотри, какая красавица, вся в тебя! – сказала мне медсестра.
Я взглянула в лицо малышке и выдохнула чуть спокойнее. Моя малышка. Крохотная девочка с таким же цветом лица, как у меня, и тёмными курчавыми волосами…
Я сомневаюсь, что это письмо попадёт на передачу. Сомневаюсь, что даже если так и произойдёт, оно попадёт тебе в руки. Или вдруг ты откроешь его и по первой строчке подумаешь, что я чокнулась.
Так или иначе, но я написала всё, что копилось у меня в душе очень долго.
Моей малышке скоро исполнится три года. И она мой счастливый талисман.
Вопреки всему.
Спасибо тебе за эту песню!»
Очередная сигарета закончилась. Я прокручивал в голове строки письма. Оно было проникнуто настоящими эмоциями. Болью, страхом, даже ненавистью. Но в нём также было много надежды и любви.
Я усмехнулся своим мыслям. Хорошо, что я не стал читать это письмо в студии. Оно попало именно в мои руки. Я чувствовал, что так было правильно. Девушка отпустила ситуацию, и я был чертовски рад за неё. Пора уничтожить эту боль, заложенную в буквы. Я поднёс зажигалку к листу бумаги. Она сгорела в мгновение ока. Я дунул на крошки горячего пепла.
– Лети, мотылёк! – вслух сказал.
Потом вспомнил, что оставался ещё конверт. Вытащил его из кармана. Конверт как конверт, ничего примечательного. Написан только номер студии и название, чтобы письмо дошло по адресу. Скорее всего, его просто опустили в почтовый ящик телестудии. Я провёл пальцами по краю конверта, почувствовав продавленные буквы. Потом неожиданно поднялся и отправился на поиски грифельного карандаша. Чёрт возьми, в моём доме должен же быть хотя бы один грифельный карандаш! Я был заинтригован. Нашёл карандаш и легонько провёл по краю конверта. Как на уроках рисования в далёком прошлом. Остались только незаполненные контуры букв.
«Беатрис Милн».
