Приходится обуздать рефлексы.
Я заваливаю его на стол. На живот. Ослабляю хватку, чтоб не наделал в штаны от страха.
– Тихо, – вжимаю мордой в дерево.
– Я… я сообщу Николаю.
– Пожалуйста.
– Это… возмутительно, – бормочет он, продолжая пачкать все вокруг слюнями.
– Мне жаль.
– Сукин сын!
Я отдергиваю руку.
Не хочу рисковать. Не хочу сорваться.
– Единственный свидетель погиб. По твоей вине! Ты был с ним. Ты! Нам не добраться до того досье, до материалов. Архив потерян.
– Никто не знал, что у парня слабое сердце. Совсем как у вас, Артур Борисович.
– Ты… ты… ты на что намекаешь?
– Вам стоит обратить внимание на собственное здоровье. Как бы чего не вышло. Вдруг проиграете выборы досрочно.
Он ощупывает шею, сверлит меня взглядом, но больше ничего не говорит. Приводит себя в порядок, поправляет костюм.
– Интересного человека Николай прислал, – бросает уже на выходе из кабинета.
Я смотрю на часы.
Пора.
Автоматически навожу порядок на столе, раскладываю сместившиеся предметы в нужном порядке. Выключаю свет. Выхожу. Закрываю дверь на ключ. Иду по темному коридору.
Николай не осудит мой поступок. Скорее похвалит, что поставил зарвавшегося мэра на место. Он и сам от него не в восторге.
О погибшем парне тоже нет смысла переживать. Не выдержал пыток и точка. Никто не станет ничего выяснять. Никто не узнает, что я специально ему помог.
Остается главный вопрос. Архив. Но это подождет. Ключ к ответу в моих руках. В моей власти. Торопиться некуда. До выборов еще два месяца.
Возможно, проблема с Колесовым решится иным путем. Посмотрим. Рано делать выводы.
Я лгу Николаю.
И это… неприятно? Необычно? Странно.
Он поверил в меня. Когда-то давно. Он не просто вытащил меня из дерьма. Он превратил бешеного пса в человека. Направлял и наставлял, обучал.
Я будто предаю его.
Ради кого?
Ради девки.
Мои челюсти сжимаются при мысли о ней. И что-то жжет в груди, давит на внутренности.
Я вижу ее на коленях. На кухонном столе. Голая. Горячая. Слизывает молоко. Извивается. Выгибается. Я вижу это все по кадрам. Четко.
Я закрываю и открываю глаза. Прогоняю мираж.
Я должен настроиться на другое, но снова возвращаюсь на несколько часов назад, в свой дом.
Она там. До сих пор. А куда бы ей деться. Оттуда нельзя сбежать. Она испуганна. Дрожит, вглядывается в темноту.
Такая маленькая. Хрупкая. Беззащитная. Беспомощная.
Низ живота сводит судорога.
Стискиваю кулаки, хрущу суставами. Усилием воли изгоняю все постороннее. Только стояка мне сейчас не хватает.
Трахнуть бы ее. Сгрести, прижать и вломиться внутрь. Дико, неистово.
Потом.
Я толкаю дверь, спускаюсь в подвал. Яркий свет бьет по глазам, но я быстро привыкаю к смене освещения. Я вообще быстро адаптируюсь.
Улюлюканье толпы. Возгласы. Крики. Все сливается в белый шум, отступает на второй план.
Я осматриваюсь по сторонам, следую вперед, разминаю руки.
Спасибо мэру, я уже на взводе.
И спасибо ей.
Моей маленькой фее.
Я выхожу на ринг.
У нас премьера. Бои без правил. До первой крови. Или до смерти. Люди выкладывают огромные деньги за это зрелище. Жаждут чужих страданий. Боли. Адреналина. Ставят на победу или на поражение.
Я окидываю соперника взглядом.
Высокий. Выше меня. Тяжелее. Примерно того же возраста. Какова быстрота реакции? Скоро узнаю.
Я замечаю блеск лезвия между его пальцами, и улыбаюсь. Я понимаю – будет очень весело.
Николай назначил меня сюда. Задавать тон бойне. Я должен открыть сезон так, чтобы всем запомнилось и захотелось продолжения.
На подпольных развлечениях зарабатываются целые состояния. Помимо платы за вход и ставок гости раскошеливаются на выпивку и шлюх. Тут очень удобно продавать наркотики. Партию за партией. Только успевай поставлять товар.
Я делаю шаг вперед, выхожу в самый центр. Не свожу взгляда с моего соперника. Он озирается по сторонам, нервничает. Но выбора нет, ему придется посмотреть своему страху в глаза.
Парень хмурится, тоже двигается вперед. Старается выглядеть угрожающим, но весь его вид обещает страдание.
Воздух пропитывает знакомый аромат. Сладковатый, терпкий. Аромат смерти.
Толпа безумствует за оградой.
– Тебе конец, – ухмыляется мой соперник.
Киваю.
Он делает обманчивое движение, притворяется будто собирается бить. Он уверен, я не заметил то лезвие. Но я бы заметил даже иглу в его руках. Он собирается играть жестко. Только у меня другие планы.
Я перехватываю его руку, оказываюсь у него за спиной, ударяю под колени, сбивая с ног. Простой трюк. Особых усилий не требуется.
Все вокруг затихает. Стоит мертвая тишина.
Я хватаю соперника за волосы, тяну вниз, запрокидываю его голову назад. Мои пальцы сжимаются на его пальцах, заставляют показать лезвие.
– Ты сам себя приговорил.
Толпа опять начинает гудеть. Зрители наваливаются на ограждение. Пялятся то на нас, то на большие экраны телевизоров, на которых транслируют все происходящее.
Он пробует вырваться. Он силен. Но у него нет ни единого шанса против меня.
Я смотрю в его глаза, из них постепенно утекает надежда.
Лезвие все еще зажато в его руке, но абсолютно бесполезно. Оно впивается в кожу, ранит плоть.
Я обращаюсь к залу:
– Жизнь или смерть?
Пусть выносят вердикт, пусть решают чего он заслужил.
Здесь не запрещено холодное оружие. Правила не нарушены. Но мошенников нигде не любят. Мой вопрос – формальность. Толпа жаждет крови.
– Смерть, – раздается чей-то голос, надрезая тишину.
– Смерть, – присоединяется к нему другой.
– Смерть! – запальчиво восклицает новый гость.
Пара голосов есть и за жизнь. Но вскоре они тонут в громогласном «смерть, смерть, смерть».
Я палач. Я всегда выполняю приказ.
Парень продолжается сопротивляться, рваться на свободу, но мой захват гораздо крепче, чем ему кажется. Я заставляю его провести лезвием по собственной шее. Медленно.
