Я не представляю, как подобное возможно. Моя логика бунтует.
⁂
Я готовлю небольшой бунт. Мятеж против существующих правил. Возможно, это не самая лучшая затея: сопротивляться приказам Демьяна. Но другой альтернативы попросту нет. Не могу же я вести себя как овца на заклании. Если склонюсь и начну все покорно исполнять сейчас, то дальше будет только хуже. Он меня еще сильнее продавит, размажет окончательно. А так – терять мне практически нечего.
Я надеваю джинсы, единственную пару, чудом затесавшуюся между десятком одинаковых спортивных штанов. Застегиваю их. Обтягивают ноги, сидят очень плотно. Ему не удастся стянуть их быстро, да и над пуговицами придется потрудиться. Тут не молния, а именно ряд пуговиц. Очень удобно в моей ситуации. Дальше надеваю бюстгальтер, натягиваю футболку, поверх еще одну, попросторнее.
Я украдкой смотрю в зеркало. Чудесно. Я выгляжу отвратительно. От моей сексуальности и тени не осталось.
«Все тени под глазами», – думается мне, и я начинаю хохотать над этой дебильной, совсем не смешной шуткой.
Но это чистая правда. Никогда не замечала, чтобы у меня были такие проблемы с состоянием кожи. Вероятно сказывается сиденье в четырех стенах. Я выгляжу так словно меня держат в сыром и затхлом подземелье.
Бледная, синюшная, вены четко просвечивают. И это только на лице. Про тело и вовсе не стоит вспоминать.
Отвратительное зрелище. Как будто меня избивали, причем ногами и не один человек. После такого секса точно нужно вызывать скорую помощь. Запястья абсолютно синие, лодыжки тоже, на бедрах возникают гематомы. Все больше следов проступает и проявляется на моей коже. Кровоподтеки, ссадины. Откуда их столько?
Казалось, все не так уж и плохо. Все точно могло быть хуже. И наверняка будет. Если только я не взломаю всю эту жуткую систему, не поменяю прошивку у него в голове.
Я снова спускаюсь вниз, на кухню, начинаю готовить. Ничего не изобретаю, лишь повторяю рецепты его стандартных блюд. А тут много ума не надо. Запечь куриную грудку, нарезать овощи.
Накрывая на стол, я думаю о родителях Демьяна.
Есть ли у него родители? Какие? Где они?
А может он вырос в детдоме? Или просто на улице. Сбежал из дома и попал в плохую компанию.
Моя фантазия пробуждается от спячки. Рисует самые разные картины.
Что же с ним произошло? Что должно произойти с человеком, чтобы он стал таким? Холодным, бесчувственным, совершенно равнодушным к чужим страданиям.
Он служил в армии? Был на войне? Или он просто бандит? Головорез без каких-либо моральных принципов. Полностью отмороженный, лишенный способности сострадать. Всякое возможно.
Пожалуй, я уже ничему не удивлюсь.
Теперь время тянется невыносимо медленно. Шесть вечера. Семь, восемь. Девять. Я успеваю посидеть на всех стульях. Полежать на диване и вернуться обратно на кухню. Мышцы ноют как после самой изматывающей тренировки. Боль убивает. Мне даже кажется, что при ходьбе ноги не сдвигаются.
Я хочу встретить Демьяна во всеоружии, но усталость сказывается на моем плане не лучшим образом. Почти всю ночь не спать, после пробыть весь день в жесточайшем напряжении.
Я засыпаю. Прямо на стуле. Поджав ноги, скрестив их по-турецки. Засыпаю, уронив голову на руки, распластавшись на столешнице.
И возвращаюсь обратно в сознание как будто по команде. Ощущение словно меня толкают в спину. Грубо, сильно, резко.
Я подскакиваю на месте. Машинально поправляю волосы. Озираюсь по сторонам. Никого.
И никто ко мне не прикасался.
Тогда что же это? Что я чувствую?
Оборачиваюсь. Сглатываю. Неудачно. Закашливаюсь, хватаюсь за горло.
– У тебя есть минута, чтобы выполнить приказ, – говорит Демьян.
Он возвышается на границе света и тьмы. В зале люстра выключена, на кухне горит. Причудливый эффект.
– Я думала…
– Нет, ты не думала.
– Почему минута?
– Выполняй.
Отрицательно качаю головой, соскальзываю со стула.
– Давай поужинаем, – мои губы растягиваются в улыбке. – Не зря же я старалась. Все остыло, но я разогрею.
Демьян подходит ко мне, бросает взгляд на еду и брезгливо кривится.
– Лучше разогрей что-нибудь другое, – хмыкает он.
– Что?
Ничего не отвечает, подступает ближе, склоняется надо мной и с шумом втягивает воздух.
– Или ты уже потекла? – спрашивает с издевкой.
Я невольно сжимаюсь, вжимаюсь в край стола, напрасно пытаюсь ускользнуть.
– Ты мокрая сейчас?
Молчу.
– Говори, – рявкает он.
И я вздрагиваю.
Мои бедра мелко дрожат, пальцы на ногах поджимаются.
– Пожалуйста, я…
– Говори.
Метал в его голосе не предвещает ничего хорошего.
– Да.
Сутулюсь, прячу голову в плечи.
Все мое тело содрогается.
Это правда. Я действительно ощущаю как сочится влага, между бедер становится жарко, горячо до такой степени, что тянет простонать.
И у меня только одно логичное объяснение. Рефлекс. Инстинкт. Организм сам пытается приспособиться, ведь без достаточного количества смазки будет хуже. Организм сам старается выжить. Без моего на то согласия.
Это просто тело. Это не я.
Не я.
Демьян усмехается и отступает.
– Твоя минута на исходе.
Он собирает тарелки со стола, выбрасывает их содержимое в мусорную корзину, включает воду и начинает мыть посуду.
От такого поворота я даже перестаю бояться.
– Ты… издеваешься? Вот так… и все? Ничего не попробуешь?
Демьян не отвечает.
Видимо, не считает нужным.
А зачем себя утруждать?
– Ну ты и скотина!
Я подхожу к мойке, наблюдаю за методичными действиями Демьяна. Действует четко, холодно, как будто робот. С таким же видом он мог бы перезаряжать оружие.
Во мне закипает ярость.
Я едва ли контролирую собственное поведение. Слишком много всего навалилось за последнее время.
Хватаю тарелку, которую он только что вымыл. Рассматриваю долю секунды, поднимаю повыше и бросаю вниз.
Хрупкий материал разлетается на части. Получается очень громко. Черные осколки почти не выделяются на черном кафеле.
Я подпрыгиваю от неожиданности. Но Демьян не поворачивается. Продолжает мыть посуду.
Его реакция, точнее отсутствие какой-либо реакции, злит еще сильнее. Мой гнев лишь растет, бьет все допустимые пределы.
