Мне не выбраться. Но я и не пытаюсь.
Я погружаюсь в нее. Ныряю как в омут. Я ухожу в запой. Я пью ее. До дна. Я выкуриваю ее. До самого фильтра. Я настолько глубоко в ней, что саднит и сводит десна.
Она содрогается. Раз за разом. Пульсирует. Кончает. Снова и снова. Она такая мокрая. Скользкая. Идеальная… там. Мягкая, податливая. Обволакивающая.
Я трахаю ее в безумном темпе. Сжимаю ягодицы, оставляя на ней свои метки, синяки и кровоподтеки. Сильнее натягиваю ее на свой член.
Я разрываюсь между желанием убить. И желанием любить. Я на грани. Под кайфом. Под гребаной феей, что сотворена из чистого героина.
Ее взгляд затуманен. Зрачки расширенные, нереальные. Из горла рвутся утробные стоны. Она вся трясется.
Я врезаюсь в нее еще жестче. Яростнее, с рычанием. Сжимаю ее задницу так, что она орет от боли. И только этот крик помогает мне кончить. Семя выходит толчками, накачивает тесное лоно.
Она замолкает, но продолжает дрожать как в лихорадке.
Я отпускаю ее, позволяю соскользнуть с члена вниз, распластаться на полу. Я даю ей пару секунд, чтобы опомниться перевести дыхание. А после ставлю на колени, наваливаюсь сзади.
Мой палец проникает в ее анус.
Она находится в таком состоянии, что не может сопротивляться. Она даже не вскрикивает, только пораженно охает.
Как же мне хочется вставить сюда. Член, а не палец. Вогнать ей, заставить ее сорвать голос от воплей.
Но нет, нельзя.
Если я засажу член между ее ягодиц, эта задница расколется как орех. На раз порвется. Меня зальет кровью.
Не самая плохая перспектива. Но я не хочу причинять боль. Ей. Сегодня. Такую боль. Сейчас. Я не сделаю этого.
– Пожалуйста, – бормочет она. – Не туда.
– Ты сама это начала.
Погружаю палец глубже, заставляю ее извиваться.
– Я просто… я…
– Соскучилась по моему члену?
Прижимаю эрегированный орган к влажным створкам лона, поглаживаю, надавливаю головкой на клитор.
– Да, – отвечает она.
– Так скажи это.
– Я соскучилась… по твоему члену.
– Почему сразу не отсосала? Зачем ломала комедию?
Я продолжаю таранить ее задницу пальцем, сильнее давлю на клитор, вожу членом по растраханным складкам.
– Я хотела… отношений.
Что?
– Пожалуйста, – говорит фея. – Не смейся надо мной.
Ее пугает это? Правда пугает? То, что я рассмеюсь? А не то, что… Выходит, ей плевать, что я могу прямо сейчас лишить ее еще одной девственности?
– Я понимаю, как это звучит, – продолжает фея. – Очень глупо.
Особенно теперь. После того как она обнюхивала и вылизывала мои яйца, дарила свою абсолютную покорность.
Особенно после того, как я отодрал ее по первое число. Насадил на член и до отказа накачал спермой.
Отношения? Гребаные отношения. Она вообще в своем уме?
– Я не могу, когда все вот так, – гнется ниже к полу, подрагивает. – Я не твоя вещь. Я человек.
– И каких отношений ты хочешь? Чтобы я сводил тебя в кино? В кафе? Хочешь сходить на свидание?
– Ты же… ты не такой, каким хочешь казаться.
– Не такой?
– Не такой ублюдок.
Вот это откровение.
Я даже оставляю ее задницу в покое, поворачиваю фею лицом к себе. Я хочу смотреть в ее глаза, пока она все это озвучивает.
– И какой же я тогда?
– Добрый.
Если я попробую повторить это слово, попросту поперхнусь. Оно застрянет у меня в горле.
– Ты мог ничего не делать, но все равно решил помочь.
– Ясно. Ты не боишься, что я перестану помогать с твоим отцом. Ты во мне уверена. Это благодарность. Благотворительный минет.
Ее лицо дергается, как будто от судороги. Туман в глазах давно прояснился. Теперь там только ярость.
– Почему ты пытаешься все опошлить? – спрашивает фея.
– Потому что это правда.
– Я не… благодарила тебя.
– Значит, тебе просто нравится выполнять мои приказы, – заключаю я. – Может, ты всегда мечтала стать настоящей шлюхой. Тереться о член хозяина, молить, чтобы тебя пожестче оттрахали.
– Нет! – восклицает она.
Так яростно. Так запальчиво.
– Так ты веришь, что я тебя насилую? Принуждаю? Рыдаешь, блюешь, а все равно таскаешься за мной как привязанная.
– Я просто пробую придать нашим отноше… – осекается, но не сдается. – Тому, что между нами, оттенок нормальности.
– Серьезно?
Она сидит передо мной с раздвинутыми ногами. Мой член разрывается от напряжения. Мы обсуждаем наши отношения.
Театр абсурда.
– Ты моя единственная связь с внешним миром, – говорит фея. – Может, у меня «Стокгольмский синдром».
Я молчу.
Она опирается ладонями о пол, пытается отползти назад, но под моим взглядом замирает.
– «Стокгольмский синдром» – это…
– Я знаю, что это.
Беру ее под колени, притягиваю ближе и насаживаю туда, где ей сейчас самое место. На свой воспаленный член.
Она вскрикивает.
Опять эти глазища. Маленькие кулачки тут же упираются в мою грудь.
Она действительно надеется меня оттолкнуть?
Я забрасываю ее ноги на плечи, вбиваюсь глубже. Толкаюсь вперед, вынуждаю ее распластаться на спине.
Она закусывает губу до крови, когда пытается сдержать стон.
– Ты ждала принца, а пришел я, – усмехаюсь, вколачиваюсь в нее, как будто ввинчиваю болт. – Представляю, сколько мужиков по тебе слюни пускали. Отношения тоже предлагали. Но нет. Тебе хотелось чего-то другого, особенного.
Фея всхлипывает, мотает головой.
– Ну, поздравляю, – слизываю кровь. – Ты дождалась.
Я проникаю языком в ее рот. Насилую. Долго, со вкусом, чтоб навсегда запомнилось. Я долблю одновременно. И между ног, и между губ.
– Запоминай, – вбиваю ее своим телом в пол. – Ты вещь. Животное. Мой домашний питомец. Моя игрушка. Мой зверек.
– Нет, – дергается. – Нет!
Я обхватываю ее запястья, развожу руки в разные стороны, прижимаю, продолжаю драть в неистовом ритме. Отстраняюсь, почти покидая плоть, истекающую влагой, и вбиваюсь обратно, до упора.
– Повторяй, – хрипло приказываю я.
– Нет, – слабо шепчет она.
Мои зубы смыкаются на ее плече.
