Набиваю ответ:
«Я хочу кое-что взамен».
Новое сообщение приходит почти сразу.
«Я вытащу тебя».
Усмехаюсь.
«Не только это. Узнай, с кем сегодня встречался Чертков. В обед. Всю информацию, все детали. Я жду досье. Без данных я даже пальцем не шевельну».
Пауза.
«Слишком мало времени».
Ничего не отвечаю.
Я не собираюсь рисковать ради сомнительной перспективы освобождения. Меня интересует ломоть посочнее.
Я бы могла заказать подобный поиск кому-то из своих людей, но учитывая текущую ситуацию, каждый из них может настучать Черткову.
«Все будет».
Друг не выдерживает и сдается.
Ну, посмотрим, к чему это приведет. Я постараюсь получить хотя бы один козырь. Только с кем я намерена бороться? С тем, кто прочно засел и в разуме, и в сердце.
Сомнительная перспектива.
Глава 13
Настоящая сила заключается в знании, в способности предугадать следующий шаг твоего врага. Любой секрет, даже самый незначительный, можно обратить в смертоносное орудие.
Я понимала, что с компроматом не все так просто. Вряд ли Чертков хранил убойную информацию на самого себя, причем практически открыто, в той же самой квартире, где держал меня. Да, он запретил подниматься на второй этаж. Возможно, там действительно находились важные документы. Ну или он просто не желал пускать меня на определенную территорию. Я бы тоже не пришла в восторг, если бы кто-то посторонний шарил по моему кабинету.
Я полагала, что таинственный «Друг» хочет заполучить нечто совершенно иное. И я не доверяла этому неизвестному человеку ни на миг. Но грех было не рискнуть, не попытаться использовать его в своих интересах и не посмотреть, что из этого выйдет.
При доле везения результат мог оказаться впечатляющим.
Да, я не рассчитывала на многое, но хотя бы малое тянуло ухватить, потянуть за нить и размотать клубок.
Во-первых, я хотела узнать, кто же та девушка, в присутствии которой столь откровенно и явно млеет Чертков. Во-вторых, неплохо было бы покопаться в его личных вещах. Помимо важных файлов, там могли содержаться не менее значимые предметы совсем иного толка. Семейные фотографии, намеки на прошлое. Что-нибудь связанное с хобби, с какими-то обычными человеческими привязанностями, слабостями.
Мне было просто любопытно прикоснуться к его жизни, ведь он настолько глубоко погрузился в мою.
Казалось, Чертков знал обо мне абсолютно все. Ну или гораздо больше, чем показывал. И все чаще я гадала над причинами его жгучей ненависти. Они не выглядели такими уж очевидными. Тут не банальная неприязнь, не желание воздать по заслугам и унизить богатую стерву. Это действительно смахивало на личный мотив, но я едва могла добраться до истины.
Когда Чертков был рядом, мое сознание отключалось. Я просто не соображала, превращалась в голодную, дрожащую самку. И все мои мысли вращались в единственном направлении.
Я жаждала его прикосновений, его колких фраз и грубости. Любого проявления внимания. Пусть даже негативного. Я не хотела, не могла думать ни о чем другом. Я превращалась в полную идиотку. И лишь потом, в одиночестве, мне удавалось собраться с силами, относительно хладнокровно все проанализировать.
В ту ночь я так и не сомкнула глаз, а утром, лишь только на улице посветлело, направилась в ванную комнату.
Я пока не знала, отправит ли Друг хотя бы что-то по поводу той хрупкой девушки из кафе. Я даже планов дальнейших не строила. Будь то, что будет. Если пришлет мне данные, хорошо. Узнаю предполагаемого противника в лицо. А нет… Тогда я все равно не удержалась бы от обыска в кабинете Черткова.
Я не собиралась идти на работу, а поскольку мой надзиратель привык, что я встаю рано, и мы обычно завтракаем вместе, стоило поскорее позаботиться об алиби.
Я умылась, изучила свое отражение в зеркале. Бессонная ночь подарила мне синяки под глазами, чему в текущей ситуации я была только рада. Общая бледность, измученность. Я действительно выглядела так, словно заболеваю.
Я взлохматила волосы, отправилась обратно в кровать. Учитывая мое состояние, даже не придется изображать недомогание.
Впрочем, Чертков мог и не заметить моего отсутствия. Иногда он уходил раньше. Но следовало продумать путь отступления, на всякий случай.
– Тебе плохо? – он все-таки возник на пороге, толкнул дверь и остановился, опираясь о дверной косяк.
– Немного нездоровиться.
– Как именно?
– Голова болит.
Я не хотела вдаваться в подробности.
– Вызвать врача?
Он подошел ко мне, провел ладонью по скуле, после коснулся лба, проверяя температуру.
– Нет… Я просто хочу полежать.
– А почему опять ничего не поела? – спрашивает хмуро и присаживается рядом. – Устраиваешь новый спектакль?
Кровать пружинит от его тяжести, и я дергаюсь, отклоняюсь в сторону, сбрасываю тяжелую ладонь со своего лица.
– Все отлично! Просто не лезь, не трогай.
– Чего завелась?
Он похлопывает по щеке как собачку. Или кошечку. Человеком он меня точно не считает. Может и с животным слишком выгодное сравнение. Я себя переоцениваю.
– Ничего.
Я отворачиваюсь.
– Ладно. Если плохо, то лежи.
Какая милость!
– Спасибо.
Я откидываюсь назад, отворачиваюсь, утыкаюсь головой в подушку, не замечаю, как простынь соскальзывает, обнажая спину и яркую татуировку.
Чертков касается меня. Его горячие пальцы медленно скользят по контурам рисунка, обрисовывают каждую букву. И я начинаю дрожать. Я не способна это контролировать. Только крепче вжимаюсь в подушку, не оборачиваюсь, как будто прячусь.
Я жду, что последует дальше.
Чертков сорвет простынь, навалится сверху, возьмет меня своим любимым способом? Или просто отпустит очередной издевательский комментарий вроде «Давай покажем эту татуировку твоему папаше, пусть видит в кого превратилась его дочь»?
Но он молчит и отпускает меня. Просто уходит. А я продолжаю дрожать, проклинаю себя за жгучую жажду внутри.
Как бы мне хотелось, чтобы Чертков сдался первым, не выдержал, сорвался бы. Но самое страшное в ином. Я хочу не только его огромный, твердый член, врезающийся в лоно до упора. Я хочу его рот на своих губах. Его поцелуй.
Это не безумие. Это даже не похоть. Не одержимость. Это совсем другое. Глубинное.
Какая злая, жестокая ирония. Я знаю вкус его спермы, но я не знаю вкус его губ.
– – -
