На мне только майка и нижнее белье. Я стою на четвереньках. Он останавливается за моей спиной. Представляю, что за вид ему открывается.
Представляю и содрогаюсь.
Неловко заваливаюсь на бок, поворачиваюсь, подтягиваю колени к животу. Дышу часто-часто, и от этого только становится хуже. Его взгляд прикован ко мне. К моей судорожно вздымающейся груди. И трудно понять, чего зверь внутри него жаждет больше. Сожрать мое сердце или опалить лаской. Изнасиловать или загрызть насмерть.
Он расстегивает пиджак, сбрасывает на пол, закатывает рукава рубашки. А я не способна шевелиться, застываю как будто парализованная.
– Что ты здесь забыла?
Чертков подходит ко мне, хватает за волосы, наматывает на кулак.
– Ни… ничего, – выдавливаю с трудом.
– Придется преподать тебе урок.
– Ты обещал, – задыхаюсь от ужаса. – Ты обещал, не трогать.
– А я и не трону, – смеется. – Почти.
Он грубо дергает, заставляет подняться, тянет меня по коридору. После подталкивает вниз. Спотыкаюсь, но Чертков не позволяет упасть.
– Не надо… я больше не стану туда подниматься. Я просто искала таблетки. Лекарство от головной боли.
– Нашла?
– Я только поднялась и…
– Ничего, – обрывает. – Сейчас я тебя быстро вылечу.
– Пожалуйста, не…
Он отпускает меня, безвольно сползаю вниз.
– Заткнись.
Оглядываюсь, не решаюсь протестовать. Наблюдаю, как Чертков удаляется. Слушаю, как открывает ящики на кухне, что-то ищет, судя по звукам.
– Протяни руки.
Он возвращается с веревкой.
– Зачем? – отползаю назад. – Нет.
– Протягивай.
Я лихорадочно мотаю головой.
– Нет, нет.
Черткову плевать. Он подходит вплотную, хватает мои запястья, стягивает веревкой. Сперва одно, потом другое, вяжет замысловатые узлы.
Сопротивление никак не отражается на расстановке сил. Что я могу сделать? Только дергаться, вырываться без особого результата.
Он способен свернуть шею. Одним движением. Способен расколоть череп. Единственным ударом.
– Я не стану тебя бить, – произносит холодно. – Вообще не стану касаться.
Забрасывает веревку наверх, на стальной поручень, подтягивает выше и выше. Вместе со мной.
Вскрикиваю.
Руки разведены в разные стороны и вскинуты высоко над головой. Спина вытянута, позвоночник натянут струной, до предела. Я едва балансирую на носочках.
Чертков крепит концы веревки в стальных скобах, которые расположены на противоположных стенах.
– Так ты один из них. Такой же. Гребаный извращенец. Тебе нужно связывать, пытать. Иначе не можешь, не возбуждаешься. Вот для чего тебе вся эта дрянь.
– Нет, – он улыбается и проводит пальцами по моему животу, забирается под ткань футболки. – Я не один из них. Я хуже.
– Скотина.
– Из твоего рта это звучит как самый лучший комплимент.
Чертков продолжает регулировать натяжение. Сперва слегка ослабляет, потом снова увеличивает давление.
– А какие комплименты говорит тебе твоя Танюша? – спрашиваю ядовито.
Он останавливается.
– Повтори.
Ледяной взгляд вонзается в меня точно лезвие клинка.
– Твоя милая, сладкая Таня, – охотно подчиняюсь. – Что она говорит? На какие комплименты способен ее рот? Или… ты не успел проверить?
Его пальцы сжимают ткань моей футболки, а чувство такое, будто сжались бы вокруг горла.
– Она знает, что у тебя стояк на меня? Причем постоянно. Можешь сколько угодно унижать, называть шлюхой. Но ты же на стенку лезешь от желания. А какие эмоции вызывает она?
Чертков ухмыляется.
Рвет мою одежду, обнажает целиком и полностью, но не дотрагивается до кожи. Только смотрит, и под его взглядом я воспламеняюсь как от самых смелых и дерзких ласк.
– Тебе не понять, – наконец заявляет он.
– Ну попробуй, объясни.
– Ее хочется оберегать. Защищать. Она из тех, на ком женятся. А ты красивая и яркая, горячая. Кто поспорит. Но в тебя только спускать. Других чувств не возникает.
Чертков регулирует веревку так, что мои ступни отрываются от земли.
Странно, я почти не чувствую боли. Его проклятые слова разъедают изнутри как будто кислота.
– Посмотрим, сколько ты выдержишь.
Он берет бутылку рома, сигареты, усаживается в кресло напротив. Пьет, закуривает, любуется делом своих рук.
– Не стесняйся. Кричи.
– Да чтоб ты…
Я задыхаюсь.
Начинаю понимать, экзекуция окажется по-настоящему болезненной. Вытерпеть беззвучно не выйдет.
Кости ломит, мышцы сводит судорога. По венам струится чистая, концентрированная боль. Очень быстро напряжение становится невыносимым.
Стон вырывается из горла. Снова, снова.
Меня бросает в пот.
Тщетно пытаюсь найти точку опоры. Напрасно извиваюсь в крепких путах. Не удается ослабить веревку.
Каждое, самое незначительное движение отдается обжигающей вспышкой во всем теле. Каждый вздох приносит нестерпимые мучения.
– Хватит, – даже говорить трудно, невыносимо. – Пожалуйста, хватит.
Я не знаю, сколько это длится. Я полностью отключаюсь и теряю счет времени. Разум одурманен.
Возможно, я теряю сознание. На мгновение. Или нет?
Агония пульсирует внутри. Жесточайшая, неумолимая.
Я пытаюсь потеряться в мрачных лабиринтах. Но боль не отпускает. Держит на поверхности. Вновь и вновь подхватывает за плечи, поднимает, наполняет.
В памяти всплывают худшие мгновения жизни. Мозг пробует компенсировать. Только и это не спасает. Не работает, не помогает. Не унимает жуткие, жгучие ощущения.
Теперь я знаю, как выглядит ад. Теперь я знаю, сколько синонимов у слова «боль». Сколько оттенков и подтекстов. Испытываю все на себе. Вновь.
Перед глазами оживает флешбэк.
Кровавый, колючий.
Багровая пелена накрывает меня. Плотным коконом. Закручивается по спирали. По рукам, по ногам. От макушки до пят.
Мужской голос шепчет:
– Тупая сука. Почему ты такая тупая сука, а? Открой рот и отсоси. Делай, что велено. Не усугубляй.
Я закашливаюсь, закрываю рот ладонью. Я кашляю и не могу остановиться. Я с ужасом смотрю, на кровь, которой заляпаны мои руки.
