Я подхожу к ней, останавливаюсь за ее спиной. Кладу ладони на дрожащие плечи, сжимаю, намеренно причиняя боль.
– Очень скоро придет ломка, – нежно шепчу ей на ухо. – Интересно, на что способна шлюха ради дозы?
– Не смеши, – фыркает. – В городе полно дилеров. Я без проблем найду товар, только щелкну и…
– И кто тебе продаст?
– Любой! – отвечает с вызовом.
– Неужели?
Теперь наступает мой черед посмеяться. И я делаю это с чувством, с душой. Князеву аж трясет.
– Я отдал некоторые распоряжения, – прижимаюсь губами к ее горлу, туда, где мерно постукивает пульс. – Никто тебе ничего не продаст. Конечно, если не захочет, чтобы его мозги украсили ближайшую стену.
– Я предложу сумму, от которой нельзя отказаться, – заявляет лихорадочно. – Я безумные деньги предложу. Я себя продам, если надо. Но под тебя больше не лягу. Я не твоя вещь, не твоя собственность.
– Раздвинешь ноги перед первым попавшимся барыгой? Хитро. Не спорю, каждый бы тебе вогнал. Но каждый так же четко понимает: потом ему вгоню я.
– Нет, – жалобно хнычет, вдруг приходит в ярость, шипит: – Я не… не буду трахаться с тобой за дозу!
– Тогда придется завязать. Сможешь?
– Ты ко мне не притронешься, – вырывается. – Понял? Не притронешься. Меня тошнит. Тошнит от тебя. Сдохни! Сдохни, сдохни…
– Посмотрим, как заговоришь через пару часов. Или выдержишь день? Может два? На сколько тебя хватит?
– Заткнись, – дергается. – Отвали.
– На этот раз ты начнешь умолять по-настоящему, – забираюсь под футболку, накрываю грудь ладонями, соски моментально твердеют, и я сжимаю их, выкручиваю.
Князева пораженно охает.
Она не ожидала, что тело среагирует на меня. Вот так. После всего. После убийства ее отца. После того, как я трахал других баб у нее на глазах.
Я и сам не ожидал.
Раунд за мной.
Прости, героин, тебе придется на хрен уйти.
Пусть борется со мной. Пусть бьется, сопротивляется. Бешеная гордость не позволит ей прогнуться, а я не оставлю выбора. Я вообще не выпущу ее из этой квартиры. Посажу на цепь, к батарее прикую, если потребуется.
Какая там клиника? Какая реабилитация? Она всех вокруг пальца обведет. Либо сбежит, либо найдет поставщика прямо в больнице. Совратит трепетного медбрата типа Дениса, и он ей что угодно притащит.
Наверное, так и лечилась. Не долечилась.
Но я ей быстро здоровье поправлю.
Я ее вытяну.
– – -
Я запираю Князеву в квартире и еду на работу. Там мне удается немного подремать. Только закончив с делами, понимаю, что не спал двое суток, а это не слишком хорошо. Предстоит трудный период.
Семь дней ломки. Мы в самом начале.
Нужно решить вопрос относительно «посвящения». Смотрю на календарь, осознаю, осталась всего неделя. К тому времени Князева обязана выкарабкаться из дерьма, я же наоборот в него вляпаюсь по самое не балуйся.
И все-таки сейчас я не способен думать ни о чем.
Придурок. Совсем поплыл.
Я возвращаюсь домой, медленно поворачиваю ключ в замке, прохожу в коридор.
Проклятье, я переоценил силу гордости. А может недооценил власть наркотика над разумом и плотью?
Князева стоит на коленях. Абсолютно голая. Взмокшая, трясущаяся. Грудь колышется, подрагивает, отражая рваное дыхание. Соски торчком, живот напряжен.
Я сглатываю.
Она открывает рот. Широко. Очень. Запрокидывает голову назад. Высовывает язык.
Все как я учил.
Член моментально отзывается, яйца набухают. Но спасибо ей за тот удар. Свинцовая боль полосует как серпом.
Я подхожу к ней, заглядываю в глаза. Чужие. Возбуждение окончательно отпускает.
– Знаешь, нам пора поднять ставки, – хлопаю ее по щеке.
– Пожалуйста, – хрипит она. – Прошу, оттрахай меня.
– Героин обойдется дороже.
– Сколько? – запинается. – Сколько хочешь?
– Ты когда-нибудь вылизывала задницу?
В затуманенном взоре вспыхивает ужас пополам с отвращением.
– Я чистоплотен, поэтому тебе повезло. Это не так уж и неприятно. Начнем с понятного, сперва обработаешь мои яйца, а потом засунешь язык в анус. Старательно вылижешь вокруг и внутри.
– Ты… шутишь?
– Нет.
– Ты болен.
Она пытается отползти назад, но я не разрешаю. Я притягиваю ее за волосы, опускаюсь на колени рядом.
– Знаешь, как готовят твой героин? Как его сюда привозят? То, что побывало в заднице у негра, ты вкалываешь себе прямо в вену. Так чем моя задница хуже? Почему бы не вылизать?
– Ты… ты болен, – бормочет она.
– Что здесь такого противоестественного? Что тебя так сильно удивляет?
– Пусти… пусти…
– Запоминай новые правила. Каждое утро я буду мочиться тебе в рот. Ты станешь моим туалетом. Привыкай, принимай эту мысль. Берешь член в рот, глотаешь все, что я спущу, до последней капли, просишь добавки.
– Нет… нет…
– И дерьмо жрать начнешь. Ты же колешь всякое дерьмо. Так почему настоящего говна не попробовать?
Ее начинает тошнить, только рвать нечем. Она содрогается от спазмов.
– Туалетная шлюха, – ласково шепчу ей на ухо. – Я приведу тебя в отличное место. В привокзальный сортир. Раздену, нагну, вдавлю в замызганный пол и выдеру так, что на твои крики целая толпа зевак примчится.
– Заткнись!
Она пробует зажать уши, но я заламываю ее руки за спину.
– Давай, начинай отрабатывать дозу.
– Нет, прошу, нет, – лепечет жалобно.
Я отпускаю Князеву, отправляюсь на кухню. Надо поесть и выпить, чем и занимаюсь.
Дрянь подкрадывается сзади. Обнимает своими дрожащими руками, прижимается голой грудью, ерзает.
Сука знает, насколько сильно меня заводят ее соски. Острые, дерзкие. Я ощущаю их сквозь ткань.
– Жаждешь унижений? – спрашиваю тихо.
– Ты же не хочешь, – шепчет она, утыкается лбом между лопаток, трепещет. – Ты не хочешь так.
– Я хочу по-всякому.
– Тогда бери.
Не ее голос. Чужой, непривычно хриплый.
– Я скучаю по твоему члену, – продолжает Князева. – Вставь мне в глотку, засади по самые гланды.
Гадина.
Она прекрасно понимает, как сильно возбуждает.
– И поссать? – насмехаюсь, перебивая ей игру.
