Я слегка приподнимаю его рубашку и как завороженная смотрю на стальные мышцы, на вздувшиеся вены.
Интересно… а какой он там? Чуть дальше.
Я расстегиваю его брюки, опускаю ткань, извлекаю вздыбленный член. Я прикасаюсь к нему очень осторожно и неуверенно.
– Крепче, – следует хриплый приказ. – Сожми крепче.
Я в тумане.
Я не чувствую ни малейшего отвращения.
Какой же он красивый. Везде. И здесь тоже. Особенно здесь. Длинный, крупный, мощный. Ровный, идеальный. С большой головкой, на которой виднеется капля смазки.
Я подаюсь вперед и касаюсь его сомкнутыми губами. Отстраняюсь и облизываюсь, смотрю вверх, в потемневшие глаза Черткова.
– Такой огромный, – бормочу надтреснутым голосом. – Не поместиться.
– Смелее, детка. Ты же не первый раз сосешь.
В первый.
Но ему об этом знать необязательно.
Я опять касаюсь его члена, ласкаю языком набухшие вены. Я ощущаю его пульсацию внутри себя. В нижней части живота растет огненный клубок. Все быстрее и сильнее, по нарастающей.
Мы будто настроены на одну радиостанцию.
Безумие, однако наша кровь бьется в едином ритме.
Я пытаюсь убедить себя, что это сеанс терапии. Я способна оправдать все, что угодно. Если действительно хочу.
Алкоголь. Доза. Не важно.
– Бери глубже, – отрывисто заявляет Чертков. – Хватит баловства. Заглатывай.
Я невольно замираю, отклоняюсь от него.
– Тебе не нравится? – задаю совершенно идиотский вопрос.
И он срывается.
Это похоже на взрыв, на шторм, сметающий все на своем пути, разбивающий в щепки любые препятствия.
Он надавливает на скулы, заставляя широко открыть рот и вбивается внутрь резким толчком, упирается в самую глотку, заполняет без остатка.
Я задыхаюсь, только даже не пробую вырываться.
Он трахает меня в рваном ритме, совсем не церемонится. Как животное. Удовлетворяет низменную потребность, желая лишь спустить сперму. А потом грубо отталкивает.
– Самый дрянной минет в моей жизни, – бросает с издевкой.
– Никто не жаловался, – отвечаю холодно.
– Кончали от счастья, что ты им дала?
– Кончали от мыслей обо мне.
– Как поэтично, – ухмыляется.
– Ну тебе этого не понять.
– Полагаешь, у меня недостаточно тонкая душевная организация?
– Дикие звери проявляют больше нежности при случке, – стараюсь вложить в данную фразу все возможное презрение.
– А ты не думала, что все зависит от того, кого я трахаю? – похлопывает по щеке. – С одними тянет проявить нежность, а других можно только еб…ть. Любопытно, к какой категории относишься ты?
– К той, которая бы никогда добровольно под тебя не легла!
– Рот открой.
Сдавливает подбородок так, что я взвываю.
Его пальцы ложатся на язык, пробираются глубже, давят, вызывая рвотный позыв. Я дергаюсь, сгибаюсь, стараясь увернуться.
– Соси давай.
Я подчиняюсь автоматически.
Мой ум не задействован. Только голая похоть.
Я ощущаю странную одержимость. Я будто прикована к этому человеку невидимой цепью.
– Активнее. Обхватывай плотнее.
Мои бедра сжимаются. Порочно, ритмично.
– Уже потекла? – насмешливо спрашивает Чертков.
И я ощущаю как влажно становится между ног.
Черт.
Я кусаю его и отталкиваю.
– Мудак!
– А куда делась Катерина Олеговна? – посмеивается, а потом бьет меня по щеке, наотмашь, но не сильно, просто приводит в сознание.
– Ты… ты…
– Я? Я? Что? – передразнивает.
Бьет снова и снова.
Мои щеки горят от его пощечин.
Пытаюсь подняться с дивана, но он толкает меня обратно. Накрывает губы ладонью, сминает безжалостно. Размазывает помаду по лицу.
– А тебе идет, – ухмыляется.
– Представляешь, что это кровь?
– Да, – скалится. – И х*й твердеет, хоть камни обтесывай.
– Быдло.
– В задницу ты также паршиво трахаешься?
– Я не трахаюсь в задницу.
– Так ты практически девственница.
Он сжимает мою грудь, и я не в силах сдержать стон.
– Ничего.
Его руки опускаются ниже, по талии, по животу, перемещаются на спину, а потом жестоко сминают ягодицы.
– Ты распробуешь и войдешь во вкус, будешь подмахивать и просить добавки, – обдает жарким шепотом. – Ты же горячая, дашь фору любой шалаве.
– Я не стану…
– Я же чувствую насколько ты мокрая. Все платье насквозь.
Его пальцы забираются под смятую ткань, по-хозяйски проникают внутрь, заполняют истекающее возбуждением лоно.
Не могу сражаться, не способна сопротивляться. На меня накатывают болезненные и сладостные спазмы. Я кончаю с протяжным, жалобным всхлипом.
Он подхватывает меня и усаживает на спинку дивана. Она широкая, там полно места. А позади тонкое звуконепроницаемое стекло. Сотни извивающихся на танцполе тел, трек сменяет трек, оглушительно гремит музыка.
А у нас тихо. Играет только собственная мелодия – бой бурлящей в жилах крови, стоны и рычание. Немая схватка разгоряченных тел.
Треск ткани, несколько резких движений. Платье легонько соскальзывает. Куда-то далеко, на пол.
Зато туфли держатся крепко.
Я успеваю лишь вдохнуть и выдохнуть. Опомниться не успеваю. Мои ноги оказываются раздвинуты, заброшены на плечи Черткова.
Я застываю в ожидании чудовищной боли. Зажмурившись, закусываю губу до крови, напрягаюсь.
Меня трясет. Только напрасно.
Ничего не происходит. Точнее происходит очень много.
Он овладевает мною. Входит грубо и резко, сразу на всю длину. Не делает никакой паузы, двигается мощными и жесткими толчками. Трахает размеренно, упивается процессом, наслаждается.
А не чувствую боли.
Почему? Ведь обычно все совсем иначе и…
– Жаль, что никто не видит, – шепчет прямо в губы, но не целует.
– Чего?
– То, как ты извиваешься подо мной.
Он отстраняется и покидает меня.
– Пожалуйста, – тянусь за ним, хватаю за полы рубашки.
– Не спеши.
