Я перевожу дыхание.
Чертков безмолвен.
– Мой брат сразу заподозрил неладное, ему не понравилось, что я оставила телефон дома. Он набрал Андрея и когда понял, что у него отключен мобильный, забил тревогу. Подключил все связи, поставил город на уши. Андрея нигде не было, меня тоже. Кто-то сообщил, будто нас видели на заправке. Видеозаписи нашли, просмотрели, определили номер авто. Машина принадлежала одному из людей Маврина. Раскрутить нить дальше не составляло труда. Брат нашел этого человека и выбил нужную информацию, хоть тот оказался рядовой шестеркой, на след вывел.
Я опять делаю паузу.
Тишина.
Кажется, будто исповедуюсь каменной стене.
– Меня нашли на заброшенном строительном участке. В яме, в земле. Им было лень закапывать полностью, поэтому… повезло. Да, видимо мне действительно повезло. Других девушек закапывали лучше. Их тела тоже там обнаружили. Выжила только я. Выжила и отделалась легким испугом.
Из горла вырывается гортанный смешок.
– Перелом челюсти. Перелом носа. Сломанные ребра. Множественные переломы рук и ног. Меня собирали по кускам, склеивали и зашивали.
Я снова замолкаю.
Тяжелый звук собственного дыхания оглушает, а дыхания Черткова не слышу. Совсем, вообще, как будто его тут нет.
– Я не знаю, зачем они это сделали. Зачем собирали, зачем лечили. Почему не добили, почему не пристрелили. Я просила брата. Я умоляла, чтобы он прекратил все это раз и навсегда. Я так хотела умереть. До конца. Я уже была мертва. Пустая оболочка. Отец полностью от всего отстранился. Не мог простить, я же его не послушалась, встречалась с Андреем, планировала свадьбу. Дура. И самое ужасное… я ведь любила. Я правда очень сильно любила Андрея. Я это там поняла. Пока те твари рвали тело на части, он оставался самым светлым воспоминанием. Я за него держалась, за мысли о нем. Больше не за что было ухватиться. Я до последнего верила, надеялась. Я думала, Маврин врал, специально так сказал. Но нет, все по-честному. Андрей ушел. Просто взял и ушел. Его не избивали, не запугивали, ничего такого.
– Откуда, – голос Черткова звучит неожиданно глухо, будто с того света. – Откуда ты знаешь?
– Он сам признался.
Я опять срываюсь.
Губы дрожат, слезы струятся по щекам.
– Я пришла к нему на выпускной. Тайно. Там устроили что-то вроде маскарада. Никто не должен был меня увидеть, семья скрывала происшедшее ото всех, Маврину не стоило знать, что я выжила. И я пришла туда. Других не видела. Ну тех, которые… их не было, вроде бы. Хотя я только на Андрея и смотрела, поманила пальцем, он улыбнулся. Он меня узнал, даже в маске, в непривычном образе. Наверное, что-то было между нами. Связь. Магия. Он обрадовался. Очень. Обнял. И в тот момент я даже забыла о чужих руках, о руках, что меня за горло держали, по всему телу ползали, мяли и жали. Я будто покой обрела. А потом он весь мой мир растоптал окончательно. За секунду. Он сказал, что видел запись от начала до конца, понимает, у нас много общего, секс мне противен, значит, все хорошо, отлично, гармония. Так он сказал. Гармония. А после добавил, что благодарен наставнику. Какой Маврин молодец, проверил его веру. Сообщил, будто я погибла, а на самом деле приготовил сюрприз, наградил за преданность.
– Это правда?
Ладони Черткова накрывают мои плечи. Вздрагиваю. Его пальцы непривычно холодные, наощупь практически ледяные.
– Да.
Он отпускает меня, будто обжигается.
Всхлипываю, вытираю слезы.
– Бывает реальность делится на до и после, – говорю тихо.
– Бывает.
– Привычная жизнь идет прахом и остается единственный путь. Крушить. Сметать все на своем пути.
– Мстить.
– Мстить, – повторяю эхом.
Склоняю голову, стараюсь сдержать рыдания.
– Я попросила Андрея подождать и позвонила брату, попросила… помочь. Он не хотел, отказывался делать это при мне. Но я настояла. Я хотела смотреть. Как они все смотрели на меня. Я хотела, чтобы Андрей страдал, чтобы понял, каково это, ощутил на себе.
Вдыхаю и выдыхаю, становится чуть легче.
– Я хотела, чтобы они все страдали, чтобы кровью захлебывались и умоляли о пощаде, которой никогда им не светит. И я своего добилась. Только главного не учла.
– Чего?
– Их боль не облегчила мою.
– Совсем? – звучит как треск костра. – Так ты жалеешь?
– Не жалею. Ни капли. Они заслуживали смерти. Каждый из них. Только Маврин сбежал, ускользнул, подох в собственном особняке. Какая-то неисправность, взрыв газа.
Я дергаю наручники. Снова и снова, отчаянно, нервно. Металлический лязг сливается с моим истерическим смехом.
– Ты разочарован? Видишь, меня нельзя посадить на цепь, ведь я уже давно на цепи. Каждый гребаный день. И даже ад не пугает. Я там особенная гостья. Всегда. И тогда, помнишь, я тебя умоляла девочку спасти. Просто тот охранник… блондин, совсем как Маврин. А она… я такой больше не буду. Никакой не буду. Меня вообще уже нет. И это не поменять.
Смех обрывается, становится обжигающим комом в горле.
– Ну что, теперь тебе противно? Гадко? Ты пользовался испорченным товаром. Я ничего не умею, хотя учили меня старательно. Целую ночь, бесконечную ночь. А я бездарность, так и не обучилась ничему. Потом я пыталась, честное слово, пыталась как-то побороть, преодолеть, начать заново. Но ничего не вышло. Вся эта заумная психологическая хрень не работает. Я ни с кем не могла в постель лечь. У меня с тех пор был единственный любовник. Героин. И остальные как-то сразу меркли на его фоне. До секса никогда не доходило. Сразу боль. Везде. Внутри прямо пекло, горело. А потом появился ты.
Я больше не стараюсь смахнуть слезы, вытереть украдкой. Нет смысла, их слишком много, градом бегут по щекам.
– Зачем ты появился? Зачем?! Хватит молчать. Скажи. Говори. Хоть что-нибудь. Тебе должно быть мерзко. Тебя должно тошнить. Ты представляешь что именно трахал? Ты осознаешь? Их сперма, их вонь. Это все на мне. Въелось под кожу. Это не смыть.
Я рыдаю. Кричу. Повторяю одно и то же.
Я ставлю кошмар на повтор, упиваюсь уничижением. Я сама не понимаю, чего хочу, чего добиваюсь.
Я опять остаюсь одна. Там. Посреди зеркал и яркого, ослепительного света, я все равно тону во тьме, захлебываюсь мраком, задыхаюсь, со всех сторон сдавленная темнотой.
И вдруг… щелчок замка.
Наручники падают на пол. Стальной звон вырывает разум из оцепенения.
Сильные руки обвиваются вокруг талии. Холодные, но такие родные. И горячее дыхание опаляет шею.
Чертков обнимает меня. Крепко. Изгоняет все непрошенные, незваные тени прошлого.
– Пожалуйста, – шепчу. – Не молчи.
