– Меня отправил к вам ваш папенька. Считает, нам есть о чем поговорить. Однако если вы хотите, чтобы я ушел…
– Не знаю, чего я хочу! – в сердцах бросила Лиза. Через силу подняла на него глаза.
По крайней мере, Алекс гораздо красивее Гаврюшина. И благороднее. И умнее. С отчаянной надеждой, что Алекс окажется умнее даже ее самой и что-то дельное подскажет, Лиза вдруг решилась спросить:
– Что же мы делаем, Алекс? Все это мне прежде казалось отличной идеей – а с тех пор, как вы мне подарили кольцо, я места себе не нахожу. А сегодня перед иконой… признаться, я всем говорю, что я неверующая. Что атеистка. А нынче… видимо, никакая я не атеистка.
– Вы чего-то боитесь, Лиза? – спросил Алекс.
И Лиза с готовностью кивнула, удивившись, как точно он угадал ее чувства:
– Да, боюсь. Боюсь, что эта наша свадьба все-таки случится. И боюсь, что не случится. Боюсь, что пожалею обо всем, и в результате испорчу жизнь и вам, и себе. И папеньке разобью сердце… Я всего боюсь. Господи, какая же я трусиха, оказывается!
На последней фразе Лиза нервно хохотнула, хотя давно уже размазывала по щекам слезы.
– Хотите правду? – спросил Алекс. – Я тоже боюсь. Безумно.
– Насчет вас как раз не удивлена, – всхлипнула Лиза. – На вашем месте, я бы не просто боялась, а давно уже бежала от меня куда подальше.
Алекс хмыкнул:
– Вы слишком строги к себе. Все боятся, Лиза. И те, кто женится по безумной любви, тоже могут в своем выборе разочароваться. Здесь мы ничуть не отличаемся от других пар, поверьте. Позволите сплетню? Я слышал, будто доктор Алифанов женился когда-то на дочери главного врача своей клиники – исключительно по расчету. А давеча я имел удовольствие у них ужинать. Верите ли, я за все свои тридцать два года ни разу не видал более теплой и дружной семьи. Так что никто не знает, что случится через год, или два. Или завтра.
– Стерпится – слюбится?
– Может и так.
Лиза поежилась. Плотнее закуталась в шубу и подняла глаза на Алекса во второй раз. Спросила:
– Вы и правда думаете, что у нас выйдет хороший, достойный брак? Настоящий… Хоть и без любви.
Почему-то на этот раз Алекс решил не отвечать. Вместо этого спросил сам:
– Вижу, вы так и не носите мое кольцо?
Лиза спохватилась и полезла в кошелек. Понадеялась, что он заберет кольцо, раз это семейная реликвия, и забот станет поменьше. Только вместо того, чтобы надеть рубин на собственный мизинец, Алекс совершенно спокойно взял Лизу за руку – и надел кольцо ей. Она и пикнуть не успела.
А он произнес:
– Не знаю, какой брак у нас выйдет, Лиза, но со своей стороны я клянусь, что постараюсь сделать вас счастливой.
– Даже так?.. – Лиза снова нервно хохотнула, глядя на кроваво-красные отсветы, что ронял рубин на снег. – Признаться, никто и никогда не клялся сделать меня счастливой. Даже матушка моя не очень-то для этого старалась.
Ах как хотелось ей Алексу поверить…
– Ну а вы, Лиза – ничего сказать мне не хотите? – склонив голову на бок, поинтересовался Алекс.
Лиза взглянула на него смущенно и коротко. Она-то говорить была вовсе не мастерица.
– Разумеется, я постараюсь стать вам достойной женой, – степенно ответила она. – Не целоваться более ни с кем посторонним ни в беседках, ни в других местах. – Алекс глядел на нее хмуро, но явно не возражал. – А еще… еще иногда я думаю, Алекс, что если бы тогда, три года назад, на Рождественском балу в Петербурге, мы познакомились бы ближе, и не было бы меж нами никаких препятствий – я бы, пожалуй, смогла вас…
– Постойте-постойте, Лиза! – словно защищаясь, Алекс выставил вперед руки и крайне осторожно произнес: – я спрашивал вас только заколке.
– Что?..
– Мы условились с вами в прошлый раз, что когда встретимся снова – вы мне расскажете все что знаете про заколку в форме жар-птицы. Помните?
– Ах да, заколка…
Лиза почувствовала, как кровь медленно, но неотвратимо наливает алым цветом ее щеки. Он спрашивал всего лишь о заколке – а она едва вслух не произнесла, что при других обстоятельствам смогла бы его полюбить. Почему он ее раньше не остановил?! Но главное – почему не позволил закончить?
А после поняла почему.
Потому что когда тебе признаются в любви – нужно либо отвечать взаимностью, либо расстаться и никогда больше не видеться. А Алекс не мог себе позволить ни того, ни другого. Чертово наследство! Ему просто нужна удобная жена и все. Не собирается он делать ее счастливой. Лжец.
Обаятельный, умеющий говорить нужные красивые слова лжец!
Алекс теперь уж и сам был смущен. Но желание выспросить у нее все о заколке меньше от этого не стало.
– Вы ведь узнали жар-птицу, Лиза? Верно? – допытывался он. – Где вы ее видели?
– Так она еще у вас, эта жар-птица?
– Нет. Мы с Кошкиным отдали ее матери Марии Титовой. Вам знакомо это имя?
Лиза хмуро молчала и смотрела теперь на носки собственных туфель.
– Вижу, что знакомо, – сам догадался Алекс. И продолжал расспрашивать: без нажима, но так, что улизнуть от разговора не вышло бы. – И о том, что заколка принадлежала вашей матери, вы тоже солгали?
– Положим, солгала. И что? – огрызнулась Лиза. – Скажите лучше вы – эта девушка и правда мертва?
– Да. Сочувствую.
Последнее слово он произнес не совсем уверенно: видимо, не знал, стоит ли сочувствовать. А Лиза помогать не собиралась. Смотрела на носки туфель и оставалась безучастной к словам.
– Вы не хотите мне рассказать, что вас связывало с Марией Титовой?
– Не хочу.
– Однако вы обещали.
– Ну и что? Вы тоже обещали сделать меня счастливой – только ничего у вас не выйдет. Оставьте меня в покое, любезный Алекс! Можете выдать меня с головой вашему Кошкину, однако я все равно ни в чем не признаюсь! Так и передайте ему!
– В чем вы не хотите признаваться?
– Не ваше дело!
Лиза последними словам ругала себя за неумение держать язык за зубами – и уж теперь за лучшее сочла просто сбежать. Ничего более не объясняя. Да и зла она была на Алекса сверх всякой меры!
* * *
Остаток вечера прошел скомкано: не утруждая себя церемониалом, Лиза убежала наверх. Наутро же, как часто бывало прежде, раскаялась в излишне экспрессивном поведении. Начала думать, как бы уговорить Алекса не разрывать помолвку – да только к завтраку испытала что-то вроде déjà vu.
Прямо в столовую ей доставили подарочную коробку с орхидеями…
И то были не очередные фокусы матушки Алекса: к цветам прилагалась карточка, подписанная крупным изломанным почерком.
