«Дорогая Елизавета Львовна, пусть и неведомо мне, что я намедни сказал не то – тем не менее, нижайше Вам кланяюсь и прошу прощения. Вы правы, а я нет. А.Н.Р.».
Записку Лиза перечитала трижды, и успела за это время испытать всю гамму чувств. Сперва она ухмыльнулась, порадовавшись, какой угодливый ей достался жених – прямо таки золото! Потом устыдилась. Потом уловила в словах его сарказм: оттого, что неправа была, разумеется, она, и иного толка быть не может. И пришла к выводу, что Алекс смеется над нею и издевается – не сказав притом ни единого грубого слова. Подлец, натуральный подлец!
– Любезный, дождитесь! – велела она посыльному. – Тотчас я напишу в ответ – а вы снесите записку Александру Николаевичу да передайте лично в руки. И, ежели он ответить что изволит, доставьте немедля!
Посыльный – она знала – был лакеем в доме Риттеров, оттого обернется быстро. Лиза уже сочиняла в уме язвительный, но вежливый ответ – когда слуга унял ее пыл:
– Барин-то коробку вручил, когда уходил уже. Нет его дома, к вечеру обещался быть. И ответ, стало быть, только вечером напишет.
Лиза опечалилась сию минуту…
Хоть и ненадолго. Тотчас оживленно поинтересовалась:
– Значит, барыня Софья Аркадьевна нынче в особняке одна?
– Так точно, сударыня. Изволите передать что-то?
– Да! А впрочем, нет – лучше я сама барыню навещу и все скажу на словах. Всего вам доброго, любезный!
Без приглашения являться в гости было не очень-то вежливо, но Софья Аркадьевна, помнится, только вчера ее и приглашала по-семейному. Потому Лиза наскоро собралась и через полчаса уже дожидалась будущую свекровь в гостиной Доронинского особняка.
Что удивительно – Софи была не очень-то ей рада…
– Ах, боже мой, какой ранний час, – сочла нужным заметить Софи. – В Карловых Варах, милая, к полудню я еще и не всегда просыпалась.
Софья Аркадьевна, элегантная даже в простеньком утреннем платье, была причесана волосок к волоску, набелена и нарумянена. Она устроилась на бархатных подушках и длинно, подробно отдавала горничной распоряжение насчет завтрака:
– …ровно три четверти чашечки – ни больше ни меньше! И непременно вели сперва прогреть мелко молотый кофе, а только потом лить воды да вскипятить три раза. Ровно три раза. Ты поняла меня? Повтори!
– Три четверти раза вскипятить, а потом залить мелко молотым кофе?.. – проблеяла запуганная горничная.
– Ох, Боже же ж мой, до чего безголовое создание! – вскричала в свою очередь Софи и принялась массировать виски. – В Карловых Варах прислуга понимала меня с полуслова! Лизонька, это невыносимо!
Лиза ничего не знала про Карловы Вары, зато была наслышана, что, несмотря на эту просьбу «непременно вели», никакой кухарки или повара у Риттеров в настоящее время не имелось. Двое предыдущих от них сбежали, потому как платили мало, а требовали несоразмерно много. Судя по всему, за кухарку и была эта несчастная горничная, которой с виду едва сравнялось пятнадцать. Идти, должно быть, девчонке больше некуда.
Испытывая смешанные чувства, Лиза рукой подала горничной знак скрыться, а сама подсела к Софи и с деланной заботой погладила ее по плечу. Пообещала:
– Я попрошу нашу экономку, и вам подыщут кухарку, которая умеет варить кофе. И, надеюсь, вы не станете возражать, Софи, если в первое время папенька возьмет расходы на себя. По-родственному.
Папенька, конечно, в восторге от предложения Лизы не будет – но согласится, она не сомневалась. Как ни крути, Риттеры теперь и правда им почти родня. А нищенствовать своей родне Лев Александрович ни за то не позволит.
– Если только по-родственному, Лизонька, – степенно отозвалась Софья Аркадьевна. – Я женщина скромная, но гордая, и никогда подобных жестов не поощряю… Но вы мне, право, как дочка!
И снова от этой игры в дочки-матери Лизу передернуло. Больших сил ей стоило не скривить лицо. И все же она произнесла вполне спокойно:
– Милая Софи, пусть вы и гораздо моложе моей настоящей матери, я бы все отдала, чтобы вы были ею. Нас вчера прервали… когда я задала вам вопрос о моей матери, – Лиза въедливо нашла глаза будущей родственницы и с мольбою попросила: – скажите, так вы знали ее?
Софи колебалась с полминуты. Но потом все-таки признала очевидное:
– По правде сказать, ваша матушка, Анна Даниловна, не многим меня старше. Лет пять, может быть. Или года два. Словом, я с малолетства ее знала: мы росли вместе. И я, и ваша матушка, и Лев Александрович.
Ненадолго лицо Софи озарило свечение, идущее как будто изнутри: она тепло улыбнулась своим мыслям. Потом решительно встала и отошла к окну. Лизе казалось, той не хотелось, чтобы ее чувства были угаданы – но мгновением позже поняла, что Софи просто смотрит на парк.
– Да-да, подтвердила ее догадки Софи, – в том самом парке, где вы так любите читать ваши книжки, и где мой сын просил вашей руки… ах, не тушуйтесь, Лизонька, я все видела в окно! Так вот, в этом парке мы втроем пропадали, бывало, все наше детство и отрочество. После… Лиза, должно быть, я напрасно вам это говорю, но меня и правда сватали за вашего отца. Это было, да. Впрочем, я росла барышнею благовоспитанной и скромной, и никаких непозволительных чувств ко Льву Александровичу не питала. По большей части, это было желание моего покойного отца, и только. Однако судьба распорядилась иначе.
Софья Аркадьевна обернулась к Лизе. Лицо ее по-прежнему было озарено улыбкой, а глаза блестели от светлых слез.
– Однажды в нашем Богом забытом городе расквартировался офицерский полк. И тогда-то, на балу в Городском собрании, я впервые увидела будущего супруга – Николая Дмитриевича Риттера. Я влюбилась в него без памяти, Лизонька, с того дня, как увидела! Хоть Никки много меня старше – на целых пятнадцать лет – ах, каким красавцем он был. Вы вообразить себе не сможете! Уж Алекс мой дорогой на что хорош собою, но Никки решительно не идет ни в какое сравнение. Не знаю уж, как Никки умаслил моего безумного отца, но он дал согласие на брак. Вскоре мы сыграли свадьбу, а после Никки увез меня в Петербург.
Все еще улыбаясь, Софи убрала платочком выступившие слезы. Извиняясь, поглядела на растерянную Лизу и развела руками:
– Всякое после бывало меж нами… И хорошее, и – не буду скрывать – плохое. И все же я любила Никки безумно. До самой его смерти. Да и после… Уж семнадцать лет, Лизонька, как моего дорогого Никки нет – а я о втором замужестве не думала ни разу. Хотя предложения были, вы уж поверьте. Да не одно и не два, и весьма-весьма заманчивые.
После беседу пришлось прервать: пришла юная горничная, принесла завтрак и кофе. Лизе даже показалось, что на этот раз Софи с девочкой ведет себя чуть ласковее. Да и в целом – невероятно, но будущая свекровь опять ее удивила. Лиза не подозревала, что она может быть такой. Редко увидишь, чтобы мать любила умершего мужа больше, чем живого сына.
Только когда горничная вышла, а Софи отпила свой кофе – сморщилась и отпустила очередной упрек в сторону девочки, Лиза решилась на расспросы дальше.
