– Девочка, – отозвалась Лиза, не раздумывая. – Это была девочка.
– Девочка… вот и я всю жизнь мечтала о дочке, – тяжко вздохнула Софи. А потом произнесла задумчиво: – выходит, там была и Аглая. Если кто-то и знает, что произошло в Шарташском доме – только она.
Глава 9. Алекс
В тот вечер помолвки, когда Лиза, разругавшись с Алексом, вихрем пронеслась мимо гостиной в свои комнаты и более оттуда не вышла – и матушка, и Лев Александрович, конечно, вопросительно поглядели на брошенного жениха да стали ждать объяснений.
– Лизонька устала и попросила за нее извиниться… – вымученно улыбнулся им Алекс.
Родственники оказались понимающими, характер Лизоньки знали, а потому более ничего не спросили.
Алекс же чувствовал, что некая недосказанность меж ним и Лизою осталась, но сомнения гнал. Свадьба – дело решенное, и более здесь обсуждать нечего. Да и некогда было раздумывать: следующие дни он провел в хлопотах. Следовало уладить предсвадебные дела, дать объявление в газету, решить вопрос с приданым да снова готовить документы о правах на дедово наследство.
Что касается дня венчания – Алекс все сделал, чтобы его приблизить. Он настаивал на ближайшем воскресении, в крайнем случае, на следующем. И матушка в кои веки горячо его поддержала. Однако, как на зло, на дворе стоял март, время Великого поста – а церковь венчание в постные дни настрого запрещала.
Не вовремя встрял и Лев Александрович:
– Нет уж, милый Алекс, пускай все по-людски будет: нам торопиться некуда. Потому Великий пост обождем. Лизавете и наряд справить еще надобно, и родню из Петербурга дождаться.
Пришлось подчиниться. Дату назначили на вторую половину апреля.
С Лизой в эти дни увидеться ему не пришлось. Впрочем, она и в коротких записках умудрялась быть самою собой и забыть о себе не позволяла. Такая записка – в ответ на посланную коробку орхидей – ждала Алекса вечером следующего дня, как только он вернулся в особняк.
«Дорогой Александр Николаевич, хоть и сумела я разобрать Ваш почерк только с третьего раза, все же горячо Вас благодарю за цветы. А так же прошу принять мой небольшой предсвадебный подарок Вам. Лиза»
«Небольшой» подарок в гостиную сумели внести только двое лакеев, бочком протискиваясь в двери. А несли они, раскрасневшись от натуги, огромный и, по всему видно, что тяжелый, ящик.
– Куда ставить прикажете, барин? – кряхтя, поинтересовался один.
– Э… здесь и ставьте, – растерялся Алекс.
Впрочем, когда сорвал оберточную бумагу и прочел надпись на немецком, тотчас пожалел, что отпустил парней так рано – подарку было место явно не в гостиной. Подарком оказалась печатная машинка «Ремингтон» 1880-х годов выпуска.
Глядя на это чудо, Алекс испытывал смешанные чувства. Стыд за себя самого – что не может даже карточки для девушки подписать… Досаду – оттого что Лиза это подметила и не оставила без внимания. Но уязвить ли она его хотела? Писать от руки он уже не мог, это объективная истина. Однако именно теперь ему надобно сочинить уйму документов. Так что хотела Лиза его уязвить или нет, но машинка эта пришлась как нельзя кстати!
Не отдавая себе отчета, Алекс подошел к окну, глядящему на парк Кулагиных, и нашел окна их дома. В третьем слева на втором этаже тотчас одернули занавеску. Алекс улыбнулся.
«А она ведь и правда обо мне заботится…» – осознал вдруг он, и почувствовал, как в душе шевельнулось неясное теплое чувство.
Немедленно захотелось сделать что-то хорошее для Лизы. Еще один подарок? Но не цветы, которые завянут через пару-тройку дней. К тому же, Лиза не очень-то любит цветы.
А что она любит?
Этим вопросом исподволь Алекс промучился половину ночи. И то ли во сне, то ли наяву припомнил, как Лиза обмолвилась когда-то, что самым загадочным и непонятым из всех русских писателей считает Гоголя и не прочь была бы с его творчеством ознакомиться ближе.
Словом, рассвет застал Алекса в дедовой библиотеке. Здесь, устроившись прямо на полу и предвкушая изумление Лизы, он старательно упаковывал в розовую бумагу собрание сочинений вышеозначенного Гоголя. Все двадцать четыре тома.
Позже, отправив с лакеями подарок, он строго-настрого велел записку с ответом, ежели Елизавета Львовна такую напишет, снести в его кабинет да не потерять. А всю дорогу до Перми, трясясь в вагоне почтово-пассажирского поезда вместе с Кошкиным, жалел, что вернется только через двое суток и не скоро еще ее увидит. Записку увидит, а не Лизу. А впрочем, увидеть Лизу он тоже был не прочь: за ней глаз да глаз нужен. Алекс и свадьбу торопил, оттого, что беспокоился, как бы его взбалмошная невеста в очередной раз не передумала.
* * *
Губернская Пермь встретила линией горизонта из заводских труб, что пускали дым в голубое весеннее небо. А еще глубокими сугробами. Их здесь вовсе никто не чистил: снежные стены высотою в две сажени, а то и больше, высились по обе стороны улиц. Снегу лежало столько, что во двор проезжали не в ворота – а над воротами, ибо засыпаны они были доверху…
В целом же Пермь – город обширный, чистенький, с редко расставленными домами, по большей части деревянными, и прямыми, в идеальном порядке расположенными улицами. Пустоватыми, по мнению Алекса. Церквей имелось всего три, зато был даже приличного вида театр. Театр, к слову, располагался как раз напротив женской гимназии, куда Кошкин с Алексом и держали путь.
Начальница – средних лет интеллигентная дама – попросила обождать в приемной, покуда в списках, а потом и в классах искали гимназистку Денисову. Тогда-то Кошкин совершенно некстати вдруг поинтересовался:
– Как поживает Елизавета Львовна? Здорова ли?
И то была не дежурная вежливость. Алекс насторожился, ибо прежде Кошкин никогда Лизой не интересовался.
– Вполне здорова, – ответил он.
Кошкин же, невзначай поднявшись со стула, прошелся по приемной в задумчивости, остановился в дверях и, со вниманием глядя на Алекса, спросил снова:
– Как по-вашему, Алекс, могла ли Елизавета Львовна быть знакома с Машей Титовой?
Спросил вкрадчиво, так, что на миг Алекс почувствовал себя его подозреваемым.
– Мне о том ничего не известно, – ответил он тем не менее.
Кошкин кивнул, будто такого ответа и ждал. Продолжил:
– Да, я понимаю, что они совершенно разных кругов и едва ли виделись… но все же мне случайно стало известно, что, оказывается, чуть более трех лет назад Лев Кулагин, как городской голова, выделил нуждающимся заводским школам денежные пожертвования. Собрал комиссию, которая посещала школы, дабы установить, какие из них достойны. Так вот, документально зафиксировано, что Елизавета Львовна, входила в состав той комиссии.
Кошкин снова ждал ответа. А Алекс мучительно соображал.
