Внутри, впрочем, мало что говорило, будто хозяин этой комнаты – душитель четырнадцати юных девушек. Здесь было куда чище, чем в остальном доме, пожалуй, даже по-спортански прибрано. Были какие-то журналы, газеты, писчие принадлежности на столе. Однако ничего, что рассказало бы о личности хозяина, Кошкин за полчаса тщательного обыска не нашел.
Жиличка Савиной, на правах полноправной помощницы, тоже с любопытством оглядывалась и уходить не собиралась.
– Был ли кто у хозяйки вчера вечером? – спросил тогда Кошкин, не очень надеясь, на внятный ответ.
– Вот уж не знаю, – отозвалась та. – Вход у старухи отдельный, а стены здесь толстые – не слышно ничего.
– А господин, что нынче вышел с полицейским? Видели его здесь прежде?
Женщина хмыкнула и многозначительно объявила:
– Видела! Уж не знаю, какие-такие у него со старухою отношения, но бывал он здесь частенько. Даже ключ ему Аглая Даниловна сделала. Павлушей его звала. Ла-асково так! А кто он такой будет? Из ваших, что ль?
Кошкин не ответил, конечно. Но выводы сделал. Аглаю Савину жизнь хоть и потрепала, но, раз она младшая сестра матери Лизы, то возрастом вполне ровесница Образцову. А в молодости та была прехорошенькой. Образцов женат, правда, и дети вроде имеются – но когда и кого это останавливало? Тем более что Аглая – не просто любовница на стороне, а вполне могла способствовать его карьере, благодаря высокопоставленным родственникам в Перми…
В задумчивости Кошкин остановился возле плательного шкафа в комнате племянника Фёдора. От ножек по паркету шли грубые, дугообразные царапины – будто шкаф двигали не раз.
Зачем, интересно?
Шкаф, правда, оказался тяжелым: с первого раза Кошкину с ним управиться не удалось, лишь со второго, да и то едва-едва. Зато в стене за шкафом имелся ни много ни мало – тайник.
– Божечки мои… – ахнула добровольная помощница. – Это что ж он там прячет?
Предчувствия у Кошкина были самые дурные.
– Позовите еще людей, – велел он, – одного или двух, кто посерьезней и грамоту знает. Свидетелями будут.
Кошкин вполне допускал, что дело душителя ему до конца довести не позволят. Скорее всего, даже, эту ночь ему уже придется ночевать в камере. Тем не менее чем больше людей будет знать о деяниях «племянничка» – тем больше вероятность, что творить эти зверства и дальше ему хотя бы не позволят.
А в то, что «племянничек», представитель рода Савиных, понесет наказание, Кошкин и вовсе не верил…
В тайнике имелось два ларца – изящные резные коробки.
– В ларце под номером «один», – Кошкин кашлянул, прочищая горло. Заметно повысил тон, дабы перебить пронесшийся по комнате шепоток, – следствие обнаружило пряди волос светлого цвета. Всего четырнадцать прядей. Так же в ларце имеется полотняный мешок с… женскими принадлежностями. Как то – шпильки, бусины, нагрудные крестики, ленты, заколки. Всего в количестве… четырнадцати штук.
Помощника у Кошкина не было: пришлось самостоятельно и осматривать вещественные доказательства, и самому же описывать обыск на бумаге. Требовалось зафиксировать все тщательно, в малейших деталях. И, пока писал, Кошкин изо всех сил гнал от себя мысли, пригодится ли это хоть кому-нибудь…
– В ларце под номером «два» обнаружены фотокарточки и газетные вырезки с портретами, изображающие Елизавету Кулагину. Дочь городского головы Льва Кулагина.
Шепотки усилились, а голос Кошкина будто нарочно падал и становился хриплым. Особенно, когда на глаза попалась газетная вырезка с объявлением о помолвке Лизы и Алекса Риттера. Здесь тоже имелся фотопортрет Лизы – с черной обугленной дырой вместо лица.
* * *
С обыском Кошкин успел едва-едва. Только собрался опечатать комнату племянничка Фёдора, как явились служители полицейской стражи, а с ними и судебный медик, наконец. Что Кошкина удивило – никто его не тронул. С арестом Образцов отчего-то не торопился. Медик подтвердил версию, что старуху убили выстрелом в упор, согласился, что орудием мог быть Смит-Вессон с малахитовой рукояткой – а после увез тело в прозекторскую.
А смысла в засаде более не было… полицейский караул выставили у всех входов, перегородили улицу, возле доходного дома. Разве что объявление в газету оставалось дать, чтоб «племянничек» уж наверняка понял: сюда возвращаться опасно.
Не вернется он более.
Делать нечего – забрав с собою ворох вещественных доказательств, бумаги с протоколами Кошкин поехал в свой околоток. По пути вяло думал, что ж ему делать дальше. Образцов своего унижения ему не простит – как пить дать. Уволит, вероятно, и это еще в лучшем случае. Так что же, сыграть на опережение и уволиться самому?..
А с «трофеями» душителя – что же?
Кошкин поглядел на коробки, что бережно вез с собою и – обозлился. Образцов их выбросит, да и дело с концом! Жильцов дома Аглаи Савиной разгонят, конечно же, да велят помалкивать! Кто их слушать станет?!
А «племянничка»? Пожурят и отправят на год-другой куда подальше, пока ни стихнет все? На Лазурный берег отправят, вероятно! Хотя нет, туда он не поедет, ибо там одни барышни высокородные обитают – а барышень «племянник» не трогает. Только издали наблюдает, да вырезки из газет коллекционирует. Трогать боится – ибо родня их в обиду не даст. Нет, не на Лазурный берег он поедет, а в глушь. Тамошних девок душить.
Таких же, как Прасковья Денисова. Как Маша Савина. Как Ирина. Как Варька, младшая Кошкина сестра!.. Таких – за которых не вступится никто. Полиция, очевидно, должна вступиться, раз родственников нет. Не вся же полиция такова, как Образцов…
Кошкин совершенно точно знал, что не вся!
Однако он слабо представлял, что может сделать в одиночку. Ославить Савиных в прессе? Самый верный вариант, пожалуй. Как-никак дочка городского головы – потенциальная жертва. Журналисты за это уцепятся. Жаль, только времени да связей маловато, чтоб верного человека найти среди газетчиков. Кулагину бы успеть все передать. А лучше Алексу, – решился Кошкин.
Дальше действовал уже деловито и четко. Заперся в кабинете, засел за печатную машинку да, подложив копировальную бумагу, в двойном экземпляре составил подробнейший рапорт обо всем, что касалось душителя Фёдора Савина. Один экземпляр Кошкин оформил по всем правилам, подшил в папку да отправил с курьером лично Образцову. Изо всех сил надеясь, что ошибся в нем. Пожалел же Образцов пленную девчонку… да и в целом, Кошкин чуял – не конченый он человек, что-то осталось еще.
Что касается второго экземпляра рапорта, то он вместе с указанием, где именно спрятаны вещественные доказательства, предназначался для Алекса Риттера. В Алексе Кошкин был уверен – не подведет. Да при поддержке будущего тестя, может, и приструнит Савиных. Чем черт не шутит?
Оставался вопрос, как так припрятать рапорт из десяти листов, чтобы Алекс смог бы его отыскать? И чтоб коллеги Кошкина, подручные Образцова, – не смогли бы…
