И венчание, и свадебный пир прошли без эксцессов.
О своем намерении выставить мужа из спальни в первую брачную ночь Лиза, к счастью для всех, и сама позабыла, так что счастливой, совершенно довольной и все еще порозовевшей была и наутро.
Молодые поселились на служебной квартире, что с большой охотой выделило управление полиции. Казенная, совершенно не обставленная, она, конечно, ни в какое сравнение не шла с отцовским домом и даже с особняком деда Алекса – тем не менее, Лиза была рада, что ей не придется каждый день видеть свекровь…
Софья Аркадьевна, впрочем, тоже не горела желанием оставаться в доме своего детства. Давно были куплены билеты, и она дни считала, намереваясь уехать сперва в Пермь, потом в Казань, а оттуда на Москву. Свадьбы сына она ждала без трепета: свадьба так и осталась для нее пунктом юридического договора, и только. Казалось, она и вступления сына в право наследования уже не особенно ждала: наняла поверенного в делах да между делом сообщила Алексу, чтобы все вопросы о ее содержании решал через него – ей, мол, некогда.
И все же, хоть и «сидела на чемоданах», открытия завещания отца Софья Аркадьевна дождалась.
Лиза не поехала в контору с Алексом: она со всем пылом руководила расстановкой мебели в новом доме, когда муж приехал от нотариуса. Приехал рассеянный и до крайности чем-то озадаченный.
– Что еще не так?! – вскричала Лиза, сделав из этого соответствующий вывод. – Тебе снова от ворот поворот дали? Все! Я сама еду в эту контору и, клянусь, камня на камне там не оставлю!..
– Лиза, Лиза, не шуми, – утихомирил ее Алекс и, помедлив, позвал в другую комнату, где рабочих не было.
Здесь расстегнул папку, в которой возил документы, и показал жене небольшой плотный конверт. Уже распечатанный.
– Слава Богу, с наследством, наконец, есть подвижки – нотариус начал работать. И он-то мне вручил этот конверт. Мол, дед наказал отдать сразу после венчания.
– Что там? – насторожилась Лиза.
– По-правде сказать, я и сам не понял. Какие-то билеты, квитки на дилижансы да почтовые кареты. Корешки от билетов, точнее. Отрывная часть, что кондуктор выдает.
Высыпав все добро на покрытую чехлом софу, Алекс принялся перебирать:
– …Пермь-Екатеринбург, Казань-Пермь, Козьмодемьянск… Муром… Москва… И корешок от железнодорожного билета Санкт-Петербург-Москва. Лиза, все они были использованы в сентябре 1870 года…
– В сентябре? Когда родилась Маша?
– И когда исчезла твоя матушка.
Лиза почувствовала, как из-под ног уходит земля. Села, чтобы осмыслить. Кто и зачем мог проделать такой путь – из Петербурга в Екатеринбург – в сентябре 1870. Не совпадение же это?!
– Чьи это билеты?
– Вероятно, дедовы. Странно это: матушка утверждала, он никогда не ездил к нам. Зачем он оставил мне эти билеты? Ума не приложу…
А Лиза вдруг резко успокоилась. Ей как раз все стало предельно ясно. Она отвела глаза и произнесла негромко:
– Это не его билеты. Тебе нужно поговорить с матерью, Алекс. Скорее, покуда она не уехала.
Дорога из Петербурга в уральский край и теперь была делом нелегким. Неженским. Практически весь путь предстояло преодолеть на дилижансах, в обществе незнакомых и не всегда приятных людей. Ночевать в жестком деревянном кресле возка, или на отвратительных постоялых дворах. Не говоря уж о том, что путь этот занимал не одну неделю. Это если без долгих остановок… Двадцать три же года назад он был и того труднее – железной дороги от Перми до Екатеринбурга еще не построили.
Лиза эту дорогу преодолевала. Туда и обратно, с папенькиного благословения. Но себя она полагала натурой неординарной, отважной, решительной и способной на все… и Лизе до последнего не верилось, что подобное могла провернуть эта жеманная, капризная вечная барышня Софья Аркадьевна Риттер. Которая даже перчаток надеть не могла без помощи горничной.
Увидав корешки от билетов, Софья Аркадьевна резко побледнела. Без сил опустилась в кресло и, казалось, вот-вот лишится чувств.
– Мерзавец… какой мерзавец, какой безумец этот твой дед, Алекс! Столько лет хранить это, чтобы вложить в завещание? Он и здесь меня подвел, обманул, предал!
– Так это действительно были вы? – не могла поверить Лиза. – Вы действительно приезжали в Екатеринбург в сентябре 1870 года?
Софья Аркадьевна, мигом перестав убиваться, бросила на Лизу быстрый опасливый взгляд. И столь же быстро взгляд этот сделался страдающим, молящим. У новоиспеченной свекрови даже глаза увлажнились:
– Я ни в чем не виновата, Лизонька, клянусь… Это все твой отец, Алекс! Он даже хуже, чем дед! Никки никогда не был ангелом: мы ссорились, и, мне казалось, я убить его готова, лишь бы он не достался его девкам…
Бросив в сердцах последнее слово, Софья Аркадьевна густо покраснела, закрыла ладошками рот и совершенно точно пожалела о сказанном.
– Maman, я не понимаю, так это отец ездил сюда?
– Нет, – против воли выдавила Софи. – Это я ездила.
Она замолчала надолго, собираясь с мыслями. Села, горделивее расправив плечи, приложила ладошки к щекам, чтобы их остудить. И начала говорить спокойно да обстоятельно.
– Ты должен знать, мой любимый сын. Я пожалею об этом, но ты должен знать! Однажды я перехватила письмо, предназначавшееся не мне, а твоему отцу. Это письмо написала Анна Кулагина, ваша матушка, Лиза. А я помнила, да и по сей день помню, как он смотрел на нее! Просил у отца моей руки, а сам смотрел на Анну Кулагину, в те времена Савину! Я еще тогда должна была понять, каков он… Разумеется, едва мы уехали, я сама себе пообещала, что ноги твоего отца более не будет в этом ужасном городе! И все же мы бывали здесь вместе еще раз или два – на именинах моего отца и на свадьбе ваших, Лиза, родителей. Более я и впрямь сюда не ездила, но кто же знал, что Никки, в тайне от меня, бывал здесь якобы по служебной надобности… А теперь это письмо. Анна Кулагина писала ему резко, грубо, в обычной своей манере… требовала, чтобы он немедля приехал в Екатеринбург. Грозила, что следующее письмо напишет уже мне и все как на духу расскажет. Разумеется, я все поняла! Твой отец, Алекс, не был мне верен… мы ужасно ссорились. Особенно после твоего рождения. Так что я поняла все и на этот раз. Я ничего не сказала твоему отцу о письме. Сообщила, что всего лишь хочу навестить батюшку в Екатеринбурге. Тебя, мою любимую кроху, оставила на попечение нянюшек, и поехала. Я остановилась, конечно, у отца, в этом самом доме. Остановилась тайно, не хотела, чтобы о моем унижении знал весь город. Разумеется, я первым делом справилась об Анне Кулагиной и узнала, что она на даче. И я поехала туда, благо бывала там прежде и знала дорогу. Я хотела только поговорить с Анною. Все же мы были подругами, почти сестрами. Входить в дом, попадаться на глаза прислуге я не стала – проследовала за Анной, когда она вышла на прогулку. К утесу… Я хотела пристыдить ее, взять слово, что она порвет с Никки! Я и подумать не могла, что она станет отпираться, лгать, что я все не так поняла… Ох, как я разозлилась тогда!
